...Не говори, что не баба
Я долго ехал и долго не решался, но всё-таки приехал.
— Скажите, а квартира такая-то здесь? – спросил я у сидевших возле подъезда старушек.
— А вы к кому?
— К Диме.
— А-а, — сказала одна из них и встала, чтобы проводить меня. Зачем – не знаю. Я бы и сам нашёл.
Дверь открылась. Молодой, небритый мужчина непонимающе смотрел на нас. Старушка ждала, не уходила.
— Здравствуйте, я… из Перми, — сказал я.
— Что? – не понял он.
— Из Перми. – повторил я.
— А, — сообразил он и открыл дверь пошире, чтобы впустить меня.
Старушенция, удовлетворённая полученной информацией, пошла по лестице вверх.
Дима впустил меня в квартиру, которая была двухкомнатная и было в ней очень и очень не прибрано. Жилище одинокого мужчины. Я попросил Диму сходить за выпивкой, сам в это время переоделся в лосины и ждал. Потом я почистил картошку, сварил. Мы сидели рядом, смотрели телевизор, говорили мало. Алкоголь не брал меня и я очень устал. Наконец, я вытянулся на тахте, ничком. Тогда он погладил меня по голове и я потёрся об его руку.
Он быстро встал, а я перевернулся на спину, не понимая, куда он. А он уже полностью голый подошёл к тахте и лёг рядом, навалившись на меня, начал целовать. Небритый, он меня царапал.
— Колючий, — сказал я ему. — Тебе придётся меня изнасиловать…
Он ничего не говорил, начал стягивать с меня лосины вместе с трусиками. Получалось у него не очень умело, поэтому я всё-таки вынужден был вывернуться из-под него и раздеться саммостоятельно. Не могу сказать, что я был очень возбуждён, скорее наоборот. Но назвался груздем… Теперь я понимаю, что надо было вести себя иначе. Однако это был мой первый раз.
— У тебя есть вазелин? – спросил я. Он встал, взял крем, намазал мне попу, чем удивил меня, потому что я думал, что смазывать надо его член. По комнате распространился сладковатый запах детского крема. Потом снова встал, убрал крем, вернулся на кровать. Я попробовал было встать на четвереньки – я думал, что так будет правильно. Но самец рулил и самка, которой я в этот момент стал для него, должна была подчиняться. Он перевернул меня снова на спину, сам сел мне на грудь и поднёс член к моему лицу. Я раскрыл рот и он начал вводить в мой рот свой член. Я не умел сосать и ему, наверное, не очень понравилось.
Он перевернул меня на живот, я снова попытался встать на четвереньки, но он приподнял меня, сам сев на колени и разом усадил меня на свой член, мой зад разорвало болью, а он принялся поднимать меня и опускать обратно. Он просто дрочил мной свой член. Несколько движений я терпел, а потом закричал от боли. Я кричал и прыгал на нём, ничего не чувствуя, кроме боли в заду. Наверное, он думал, что я кричу от наслаждения. А может, ему просто было всё равно, он просто меня трахал. Ведь я сам выбрал такую роль! Я сам сказал, что я – пассивный, что я – самка, а значит сам отдал ему право делать мне больно, делать со мной то, что он посчитает нужным.
Наконец, он выпустил меня и я упал ничком на тахту. Тогда он перевернул меня на спину, раздвинул коленями мои ноги, так что я вынужден был подогнуть колени, открывая ему попу, и снова вошёл в меня. На этот раз не было больно, я уже просто ничего не чувствовал. Он трахал меня и трахал, как бы натягивая на свой член, я лежал, раскинув руки, потом, сообразил, что ему будет легче кончить, если я буду издавать какие-то звуки и начал постанывать.
Он трахал меня, а я лежал и просто ждал, когда это кончится. Понимая, что если просто лежать бревном, дело затянется, я начал постанывать. Руки мои были раскинуты, я сгребал ладонями простыню и изображал, как мне хорошо от того, что он меня имеет. Он дёрнулся и остановился. И вышел из меня, крепко проведя ладонями по моим бёдрам.
— Ты не кончил? – жалобно спросил я, уже совсем утомлённый – долгая дорога, секс без удовольствия и всё такое…
— Ты что! – сказал он, наверное, имея в виду, что как я мог такое подумать.
Он посидел немного. Я просто лежал.
— Я просто давно ни с кем не был…
— А ты у меня первый, — вдруг сказал я.
— Да ну? – не поверил он. Но снова ничего не сказал.
Потом он говорил о чём-то, рассказал, как много здесь «наших» и что завтра, может быть, сходим в гости.
— Я завтра уезжаю, — сказал я.
— Как так?
Я действительно хотел уехать, потому что мне просто не понравился этот секс! Хотя на самом деле я был просто уставший. А ещё… Ещё это было не совсем так, как мне фантазировалось. То есть, совсем не так. И ещё – я тогда не знал, что таковы все мужчины, что отымев тебя, они теряют к тебе интерес. Что это я сейчас лишился девственности, то есть меня сейчас лишил девственности этот небритый красавец, но он кончил и всё. В пассивной роли самки я не мог ожидать чего-то ещё.
Поэтому я хотел уехать.
Но я не уехал.
Я так и уснул, лёжа ничком на тахте, голый. Спал я как убитый, а утром проснулся от того, что он потрогал меня за плечо и сказал, что пора вставать.
— Чай? – спросил он и, когда я кивнул, принёс чаю мне в постель. Наверное, всё-таки ему понравилась прошедшая ночь. В отличие от вчерашнего он был гладко выбрит и выглядел гораздо красивее. Он действительно был красив. И… Я не уехал. Он ушёл на работу, в свой театр, а я остался у него дома.
Уже собираясь, я вдруг почувствовал страшную лень куда-то идти, добираться до аэропорта… И я сказал:
— А, не поеду я никуда.
Он посмотрел на меня, а потом сказал:
— Ну, тогда оставайся дома, я постараюсь прийти пораньше.
Потом он показал мне, как открывается дверь и дал ключи, если я вдруг решу куда-то выйти. В магазин, например.
— Ну, я пошёл, — сказал он. – Закрывайся.
И потрепал меня по плечу на прощанье. Не знаю, почему ему не захотелось меня целовать. И я остался один.
Первым делом я привёл себя в порядок – долго умывался, вода была холодной и приходилось себя пересиливать, чтобы плеснуть её в лицо. Но она – холодная вода сделала своё дело, я почувствовал себя лучше. Хотя, проходя мимо зеркала, понял, что выгляжу страшненько. Потом я сходил в магазин – потому что знал, что мне нужно кофе. Растворимый кофе я купил, и купил дорогущий – по тем временам – коньяк «Наполеон», благо, деньги у меня ещё оставались.
Прогулка, пара чашек кофе и две стопки коньяка окончательно привели меня в чувство и хорошее настроение. Я вспомнил, как Дима ночью трахал меня, представил себя женщиной, ждущей мужчину с работы, и решил, почему бы нет? Вполне приятная роль. Пусть мне не очень понравился секс, но не в сексе счастье! Приятно само это ощущение, сама эта роль, принятая мной на себя. Окинув ешё раз квартиру, уже женским взглядом, я пришёл к выводу, что необходима уборка. Но я решил начать не с этого. Достав из сумки косметичку, я сделал то, что не решился сделать вчера – накрасил глаза и напомадил губы, покрыл лаком ногти на руках и ногах.
Примерно через час я смотрел на себя в зеркало с удовольствием – вполне привлекательная девица. В одной рубашке, с голыми ногами, очень сексуально. Сам бы трахнул. Теперь можно было приниматься за уборку – женское дело! Но я не успел – в дверь позвонили. Испугавшись, что это может быть та бабка, я подошёл к двери и спросил:
— Кто там?
— Э, а Дима дома? – раздался с той стороны двери мужской голос.
— Нет, он на работе, — ответил я, по-прежнему не открывая.
— А можно я ему оставлю, он просил.
— Минутку, — сказал я, лихорадочно соображая, что делать. Смывать косметику было поздно, одеваться – тоже. Я провёл рукой по губам, авось, не заметит, и приоткрыл дверь.
На площадке стоял невысокий и немолодой мужчинка, с животиком, в кепочке. В руках он держал какой-то свёрток, а в глазах его я прочитал сперва удивление, которое быстро сменилось понимающей улыбкой. В этот момент сверху по лестнице застучали шаги – кто-то спускался, возможно, та самая бабка.
— Привет, — сказал мужичок. – Я войду?
И, не дожидаясь ответа, надавил на дверь. Шаги сверху приближались, я не мог ни возражать, ни спорить, и впустил его внутрь, отойдя от двери. Он вошёл и, не отводя взгляда от моего лица, захлопнул дверь за собой. Окинув меня сверху вниз оценивающим взглядом, он улыбнулся ещё шире.
— Какая девочка, — сказал он. – Давай знакомиться.
И, притянув меня к себе, впился ртом в мои губы. Одной рукой, той в которой держал свёрток, при этом он обхватил меня за талию, а другой – за ягодицы, залезая в трусики.
Не отпуская, и не давая сказать ни слова, он стал теснить меня в комнату, причём делал это быстро, буквально толкая перед собой. Я вынужден был отступать, хотя попробовал упереться ему в грудь руками, но босые ноги скользили, он едва не наступал мне ботинками на пальцы, и я вынужден был отступать. Потом, вспоминая, я понял, что он вёл себя просто по-хозяйски, просто как опытный кобель с бессловесной и бесправной самкой, а в тот момент я ничего не понимал, а просто вёл себя именно как эта бессловесная и бесправная самка, просто подчинялся. Сзади, наконец, оказалась тахта и я, разумеется, упал на неё, навзничь, наконец оторвавшись от него.
Но продолжалось это недолго, буквально секунда ему потребовалась, чтобы кинуть свёрток куда-то в сторону и расстегнуть штаны, после чего он, не снимая ботинок, взгромоздился на тахту, сел на мою грудь, придавив коленями мои руки, и похлопал по губам обнажённым членом. Я сделал единственное, что мог и даже должен был сделать в избранной мной для самого себя роли – открыл рот. И он сунул мне в рот свой член, сделал несколько движений, заставляя давиться. Мне это совсем не нравилось, но оставалось надеяться, что долго это не продлится. Член его был нетолстым, но довольно длинным.
Это и не продлилось долго. Мужичок, убедившись, что самка не собирается оказывать сопротивления, поёрзал на мне, и слез на пол. Я так и лежал навзничь, раскинув руки, свесив ноги, как готовая отдаться баба. Он, продолжая с ухмылкой глядеть на меня, торопливо скинул ботинки, разделся. Когда он двинулся к тахте, я подвинулся, забираясь весь на тахту. Он властно, как игрушку, повернул меня на живот, сдёрнул плавки и навалился сверху, его член ткнулся мне в зад, и он вошёл в меня! Наверное, в попе моей ещё оставалось достаточно смазки после прошедшей ночи. Я чувствовал его в себе, хотя мне не было больно. Я чувствовал его движения, хотя он не разрывал меня на части.
Я опять начал постанывать, понимая, что так он быстрее кончит. Однако он неожиданно вышел из меня и, взяв руками за живот, поднял на четвереньки. И снова вошёл. Я видел перед собой подушку, он пыхтел сзади, вдруг он начал трогать мой член. И мне стало приятно! Впрочем, до оргазма я не дошёл, он остановился… А потом вышел из меня и отпустил меня. Я растянулся на тахте ничком.
Он посидел немного за моей спиной, потом хлопнул меня по заднице и шумно слез с тахты. Я слышал, как он одевается. Слышал, а не видел, потом что лежат лицом к стене. Он оделся, громко хмыкнул, сказал:
— А ты ничего. Скажешь Диме, что Саша заходил. Увидимся ещё. Пока.
Я повернул голову, посмотрел на него. Он осклабился, довольно подмигнул и вышел. Я слышал, как захлопнулась дверь. Я продолжал лежать. И чувствовал я себя паршиво. Как оттраханная сука. Которой попользовались и всё. В которую мужик сунул, кончил, вынул и пошёл себе дальше довольный. А ты валяешься, как использованный презерватив. Впрочем, разве не этого я хотел сам, назначая себе пассивную роль, избирая себе роль самки? Разве не об этом фантазировал? Может, паршиво я себя чувствовал не просто, как оттраханная самка, а как недоёбанная сука?
У меня возникло желание подмыться. После ночи с Димой такого желания у меня не было, хотя, возможно, я просто очень устал и хотел спать. А сейчас я захотел пойти и подмыться. Женское такое желание избавиться от мокроты между ягодиц, от ощущения горящей, натёртой членом задницы.
Я встал, но, заметив на столике сигареты, решил перекурить и сел в кресло. Да уж, подумалось мне, тебя оттрахали. Ну и что ты теперь чувствуешь? Кем ты себя ощущаешь? Рука при этом машинально опустилась на член и я начал его поглаживать. Надо сказать, что до этого времени я никогда не мастурбировал. Но сейчас мне это было нужно! Я ощутил это. Перебирая в уме все моменты произошедшего со мной, я ласкал себя всё интенсивнее. При этом мне вспоминался не секс с Димой, а то, как меня внезапно и без всякого на то согласия с моей стороны попросту изнасиловал нежданный гость. И мне становилось приятно при этих воспоминаниях. Не от того, что это было со мной, а от того, что я ласкал себя сейчас. Но какая разница? Мужик оттрахал меня и ушёл, баба должна о себе позаботиться сама! Я об этом читал! В этот момент мне захотелось, чтобы в меня опять вошёл член, чтобы меня трахали, валяли по востели… И я кончил.
Сразу же на душе стало опять противно, наступило опустошение. Как будто я совершил что-то нехорошее, непристойное. Затушив сигарету, я поплёлся в ванную. Да, милая, сказал я себе, а что ещё предстоит вечером? Ты ведь не сможешь уклониться. Кто тебя будет спрашивать. Хотя, Дима, может быть, и спросит. Но назвался груздем…
В ванной неожиданно обнаружилось, что дали горячую воду. Подумав, я помыл ванную и начал напускать в неё воду. Вернулся в комнату, хлопнул стопку коньяку. Скинул с себя рубашку – это была единственная одежда, которая на мне оставалась, и снова пошёл в ванную. В прихожей остановился, взглянул на себя в зеркало. Размазавшаяся косметика придавала моему лицу вид оттраханной шлюхи. Впрочем, ею я и был. И стал. По собственной воле. Но вот остальное… Надо бы сбрить волосы, подумал я, отовсюду. Сделать тело попривлекательнее. А то, конечно, неопрятная бабища, которая не следит за собой… Блин, решил играть в женщину, так и будь ею! Встречи с мужиками тебе не избежать, так изволь соответствовать!
Перенастройка и аутотренинг, однако, стоили мне некоторых усилий. Я не чувствовал теперь в себе ни малейшего желания продолжать играть принятую на себя роль. Ни малейшего! Вода, впрочем, набралась и я забрался в ванную, растянулся в ней.
Погружение в воду, соприкосновение с ней немного меня успокоило, а ешё через некоторое время всё произошедшее уже не казалось мне таким мрачным и отвратительным. Скорее так: да ничего особенного не произошло, ничего такого страшного. Ну, оттрахали меня, и оттрахали, мир-то не перевернулся! А сделав над собой небольшое усилие, я заставил себя взять бритву и побрить ноги, и аккуратенько подбрить лобок, оставив на нём небольшой аккуратный кустик волос. Усилие потребовалось потому, что мне было лень это делать, но мысль про «назвался груздем, подставляй попу», непонятное чувство обязанности возымело действие. То есть, я уже вроде бы и не хотел быть женщиной, но поскольку роль предписывала, ничего не попишешь. Взял в рот, не говори, что не баба.
Потом я тщательно вымылся, вылез из ванной – взял висевший на вешалке халат (он оказался длинным), надел на себя. Чувствовал я себя вполне хорошо. Я включил телевизор и начал прибираться в квартире. Подмёл, протёр всюду пыль, развесил в порядке половички. Затем мне пришла в голову мысль, что надо будет и постирать и начал стаскивать в ванную все грязные вещи, которые нашёл, благо, они в изобилии были разбросаны по квартире. Наконец, я взялся за мытьё полов.
Уборка так увлекла меня, что я не заметил, как вернулся Дима.
Странно, но пока я убирался, протирал пыль, мыл пол и всё такое прочее, я совсем не ощущал себя ни женщиной, ни отраханной мужчиной, вообще ни о чём таком не думал. Но когда вернулся Дима, стало понятно, что ОН так обо мне думал и так меня воспринимал.
Он открыл дверь своим ключом и прошёл в комнату, когда я, забравшись на стул, протирал пыль на шкафу. Я обернулся, глядя на него немного сверху вниз – очень немного, потому что Дима был высок. Забавная, наверное, была сцена – я, с тряпкой в руках, в полураспахнутом халате (автоматически рука потянулась запахнуть), босой, стою на стуле и смотрю сверху вниз на рослого красавца, который широко улыбается и протягивает мне гвоздику! Мне! Гвоздику! Белую, между прочим.
— Привет, — сказал Дима.
— Привет, — сказал я, принимая гвоздику. Наверное, надо было ещё что-то сказать, но я не знал что. А Дима, обхватил меня за ноги и снял со стула, некоторое время подержав в воздухе так, что я почувствовал себя полностью в его власти. Он поставил меня на пол и поцеловал взасос. Я ответил на поцелуй, беспомощно разведя руки – в одной мокрая тряпка, в другой – белая гвоздика, делай, что хочешь.
— Я соскучился, — сказал Дима.
— Я тоже, — соврал я. – Погоди, у меня руки грязные.
Похоже, я применил первую в моей жизни женскую уловку – Дима выпустил меня из объятий, пока я сходил в ванную, убрал тряпку, потом спросил, есть ли у него где-нибудь ваза под цветок, вазы, естественно, не было, тогда я набрал воду в литровую банку, поставил туда цветок. Когда я закончил с этими манипуляцями, Дима уже сидел в кресле, первый сексуальный порыв у него, кажется, прошёл. Однако я подошёл, присел перед ним на корточки, положил свои руки на его и сказал:
— Спасибо.
И потёрся головой о его руки. Он погладил меня по волосам и сказал:
— Сделай что-нибудь перекусить, а потом пойдём в баню, там сегодня наши собираются.
— А горячую воду дали, — сказал я.
— Да? Ну и что, в баню всё равно идём, это в честь твоего приезда.
Что я ощущал потом, довольно трудно пересказать. Что я делал – легко. Дима пошёл умыться, а я принёс ему чистое полотенце, которое нашёл на дальней полке шкафа, принёс – потому что то полотенце, которое было, я кинул в кучу грязного белья, предназначенного мной же для стирки. Потом Дима сидел в кресле, курил и смотрел телевизор, а я пожарил быстренько яичницу с помидорами, сделал бутерброды, накрыл на стол… Ничего особенного я не делал, НО! Но я хлопотал для мужчины и в присутствии мужчины. Мужчины, который трахал меня сегодня ночью, который подарил мне цветок. Мужчины, который – и я знал это, и он знал это – мог захотеть взять меня и мог взять меня… Странное, непривычное ощущение. Непривычное, несмотря на все мои фантазии до того.
Это сексуальное самоощущение дающегося было главным. Позднее, переживая и пережёвывая те свои ощущения, я понял, в чём тут фокус. Женщиной я не был – на самом деле не был. Но я определил для себя такую роль. Но иной формы, кроме как быть готовым дать мужчине, подставить попу для удовлетворения похоти самца, иного способа определиться как женщина для меня не существовало на тот момент. Он активный, я пассивный, он самец, я самка, но в чём это могло выражаться? Только в том, что если он захочет, то возьмёт. Он захочет, а я раздвину ноги. Прирождённым женщинам в этом смысле, наверное, наверняка проще. Они изначально таковы и, как ни странно, именно это обстоятельство избавляет их от необходимости давать, отдаваться непременно. Они могут пококетничать, пофлиртовать, а потом обломать и при этом они останутся женщинами. Я же в данном контексте и в данной ситуации, в данном моём физическом теле мог быть и считаться женщиной только посредством секса. Только посредством признания права самца овладеть мной.
Потом уже, когда избранная мной роль за мной закрепится, когда мужчины, самцы будут видеть во мне самку уже априори, без того, чтобы сразу же завалить меня, потом уже может быть иначе… А пока, первоначально, изначально главенствующее значение играло это, совершенно животное распределение ролей.
Впрочем, на данный момент, в данный момент времени этого оказалось вполне достаточно.
Дима поел и я немножко тоже перекусил. Я спросил, как прошёл день, он сказал, что нормально, сказал, что стало заметно чище… Мне показалось, что в этот момент он тяготился необходимостью разговаривать. Я, в принципе, тоже не знал, о чём говорить. Потом я убрал со стола, сразу вымыл посуду, потому что не люблю оставлять грязную посуду, она имеет свойство накапливаться. Потом я вернулся в комнату и… в нерешительности остановился, не зная, что делать. А в самом деле – что я должен был делать?
Но мне и не нужно было знать. Мужчина уже всё решил – наверное, заранее обдумал, пришёл к выводу и сделал. Дима встал, потянулся, сделал шаг ко мне (комната, всё-таки была очень маленькая), положил руки на плечи и… Надавил, так что я опустился на колени. Не знаю, чего больше ему хотелось – ощущить свою власть надо мной или действительно кончить. Как я уже сказал, минет делать я не умел, этой ночью у меня был самый первый опыт, но когда мы знакомились с Димой по переписке я как-то обмолвился, что хотел бы почувствовать себя рабыней… Фантазия у меня такая была.
Как бы то ни было, я опустился на колени, а Дима расстегнул ширинку и освободил свой член. Я взял в рот и некоторое время старательно сосал. Я натянул губы на зубы и старался ласкать ободок его члена – помня, что, когда я мастурбировал сегодня, именно это место мне было приятно гладить. Хотя сосал я старательно и даже причмокивал, вспомнив, как это делали девицы в немецкой порнухе (я не виноват, что все вспоминают именно эти сцены… наверное, первое, что приходит на ум тем, кто в жизни слабо знаком с девушками), Дима не выказал своего удовлетворения. Он оторвал мою голову от себя, прихватив руками за голову потянул теперь вверх, я встал. Он сжал мои щёки пальцами так, что я открыл рот и плюнул в него. Потом подтолкнул к тахте.
Я скинул халатик и хотел было лечь на тахту, но Дима удержал меня, повернул к себе спиной и заставил нагнуться. После этого раздвинул мои ягодицы, плюнул промеж них и... Ткнулся в меня членом. Я вскрикнул от боли. Он остановился. Я не поворачивал головы и покорно ждал, и уже через секунду почувствовал как он смазывает мне попу – по комнате снова распространился всё тот же сладковатый запах цветочного крема. И я снова, уже третий раз за эти сутки почувствовал в себе другого мужчину… Или лучше сказать: я почувствовал в себе мужчину, в меня вошёл мужчина? Потому что сам-то я… Мог ли я называть мужчиной себя? Меня — трахали! Я – давал! Да и хотел ли я называть себя, считать себя мужчиной? Когда я собирался ехать в этот Ачинск, когда ехал… Впрочем, сейчас уже было даже неважно, чего хотел я – меня трахал мужчина, к которому я приехал в качестве самки.
Дима двигался во мне сильно и уверенно, я стоял раком, расставив пошире и чуть согнув ноги, упершись руками в тахту, подняв повыше зад и поэтому низко опустив голову – потому что Дима был выше меня. Я так стоял и только поахивал и поохивал в такт его движениям. В такт тому, как он меня трахал. Наконец его пальцы впились в мои бёдра, он замер. И резко вышел, отпустив. Я не удержал равновесия и упал на тахту животом. Он тут же прилёг рядом, несколько раз погладил по спине и попе… попке. Я повернулся к нему. На этот раз я был умнее – спрашивать, кончил ли мужчина, я не стал. Уже догадывался (правда, правда, не знал, а именно догадывался!), что если самец больше не трахает самку, значит, он своё получил. Своё взял.
— Принеси полотенце, — сказал Дима.
Я улыбнулся, чмокнул его в грудь – мы так лежали, что до лица его мне было не дотянуться, поднялся и пошёл в ванную за полотенцем. Новые ощущения продолжались! – я шёл за полотенцем для мужчины, который только что меня отымел! Я чувствовал, что он на меня смотрит… Может быть, он на меня и не смотрел, но мне казалось, что он на меня смотрит, смотрит на меня обнажённого, на самку, которую он только что имел, я чувствовал это и… И совершенно инстинктивно – я это тоже вдруг осознал – я шёл, покачивая попкой, вертя хвостом как самочка. Я шёл так, чтобы моему мужчине нравилась его самка!!! На этой мысли я поймал себя, когда ужё зашёл в ванную. Вот нифига себе. Интересно, а это был точно я или та пресловутая, глубоко законспирированная в каждом мужчине (но в каждом ли?) женщина? Или это была та самка, на роль которой я назначил сам себя и она уже начала овладевать моим телом помимо моего сознания? Я взглянул в зеркало – там был вроде бы я и… Нет, это всё равно был я!
Однако долго задерживаться самке не следует, если мужчина послал её за полотенцем. Я взял полотенце, вернулся в комнату. Дима лежал на тахте, на спине, заложив руки за голову, широко раскинув ноги, и смотрел на меня, ничего не говоря. Как будто я сам должен был догадаться, что требуется. Хотя догадаться было несложно, а разместился на коленках на тахте и аккуратно, осторожно отёр Димин член. Дима протянул руку, потрепал меня по голове.
— Давай собираться, — сказал он. – Уже пора.
И это всё??? И это всё, что мужчина говорит удовлетворившей его самке???
Окончание главы 3
Не могу сказать, что я был до глубины души возмущён, до такой степени моё женское самосознание ещё не развилось. Скорее, разочарован. Мы занимались сексом уже второй раз и второй раз мужчина мной попользовался, но чрезмерных эмоций и восторгов у него это не вызвало. Нет, ну вообще-то я был оттрахан уже трижды и… И это всё? Поставили раком или раздвинули ноги, сунули в попу, кончили и гуляй, детка? Ну и какая разница между тем насильником и Димой? В подаренной гвоздичке?
Однако я постарался улыбнуться, лукаво (как мне показалось) и игриво, потянулся, как кошка и прилёг рядом с Димой, прижавшись к нему всем телом. Рукой я легонько поглаживал его член и яички. Честно говоря, мне приходилось несколько пересиливать себя – чтобы играть с членом другого мужчины. Но я знал, что ему это понравится. Во всяком случае, наверное, должно понравиться.
— Мур, — сказал я, продолжая играть роль довольной самки. Кажется, это была вторая женская уловка, которую я использовал в отношениях с Димой. Неважно, что ты думаешь, что ты чувствуешь, доволен ты чем-то или чем-то недовольна – подластись.
Дима потрепал меня по волосам и сказал:
— Дай сигарету
Ну вот! Опять! Я снова встал, нашёл пачку, хотел протянуть, но потом вынул сигарету из пачки., прикурил и протянул уже прикуренную Диме. Потом принёс пепельницу, поставил рядом с Димой на тахту. Сам взял сигарету, закурил тоже.
— Хорошо, — сказал Дима, докурив. – Давай собираться.
Я послушно кивнул, потянулся, зная, что Дима сейчас на меня смотрит, и встал. А как одеваться? Это же на улицу выходить…
Я пошёл в ванную, подмылся. Ещё раз осмотрел себя в зеркало. Какое-то странное, тянущее ощущение было у меня в низу живота. Не неприятное, а странное. Как будто там у меня действительно была матка и она сжалась в ожидании чего-то. Да, девочка, ты уже не девочка, сказал я своему отражению в зеркале. Тебя трахают, ты берёшь в рот, ты подмываешься. Ну и как оно тебе?
А никак. Никак оно мне не было. Мне надо было привести себя в порядок, чтобы… Чтобы хотя бы самому себе в зеркале нравиться. Я принялся умываться. Потом пошёл в комнату, отыскал трусики, подумал и достал из сумки другие – стринги, заранее заготовленные, но ни разу не надёванные, натянул их. Подумал, лосины надевать не стал, надел джинсы, рубашку навыпуск, снова пошёл в ванную, там обнаружил среди прочего тональный крем, тщательно намазался, потом причесался. Подумал ещё – чуть-чуть подвёл тушью глаза и совсем чуть-чуть подправил ресницы. Это на самом деле получилось дольше, чем собирался Дима. Когда я закончил, он уже явно терял терпение.
— Всё, — сказал я. – Полотенце или ещё что-то брать?
— Там всё есть. Крем возьми, — сказал Дима. – На всякий случай.
— Ага, — сказал я. Нашёл тюбик, сунул его в карман. Потом понял. Крем. Ага. А ты как думала? Девочка в баню с мужиками отправляется. Без крема тут никак.
До бани мы доехали в такси.
Глава 4
Это было обычное одноэтажное здание с зелёными стенами, без окон, с вывеской у дверей. Городская баня № 1. Понятно – общественное такое заведение. Возле входа курили и негромко переговаривались несколько мужчин. Все в простой одежде – в баню собрались, с полиэтиленовыми пакетами в руках, один – с большой сумкой. Все старше меня и даже Димы, хотя нет, один был примерно ровесником Димы. Их было шестеро и они явно кого-то ждали и, как сразу выяснилось, ждали они нас. Дима пошёл впереди меня и остановился рядом с мужчинами, со всеми начал здороваться за руку, а мужики разглядывали меня (я остановлся чуть позади Димы). С интересом, оценивающе, изучающе. Кроме одного – тот самый Саша смотрел на меня весело, широко улыбаясь, как на давнего знакомого. Впрочем, скорее – как на давнюю знакомУЮ.
— Здорово, Нюшка! – сказал Саша и, обращаясь к Диме, добавил – Девушку представь, фараон!
Дима с лёгким недоумением посмотрел на меня, на Сашу, но промолчал, а, приобняв за талию, слегка шлёпнул по попе, подтолкнул к своим знакомцам и сказал:
— Знакомьтесь.
И начал перечислять, показывая рукой:
— Витя (черноволосый, высокий, усатый, кажется, ровесник Димы), Коля (тощий, лысый, в очках), Семён Семёнович (крепко сложенный, с широким лицом и очень-очень густыми бровями)…
Мужчины по очереди протягивали мне руку и пожимали моё. Я в ответ старался не жать, просто подавал им ладошку. Как должна себя вести дама? Не демонстрировать же крепкое мужское рукопожатие. А они пожимали крепко, уверенно, а Семён Семёнович взял мою ладонь в обе свои, и сказал: «Очень приятно».
Дима, держа руку у меня на бедре (да он хвастается мной! сообразил я) продолжал:
— Анатолий (совсем пожилой мужчина с седой шевелюрой), Сергей (простоватого вида увалень), Саша…
— Мы уже знакомы, — сказал Саша и подмигнул мне. Но руку протянул и пожал меня за предплечье. Дима снова недоумённо посмотрел на меня, но ничего не сказал.
— Сейчас Алла вернётся, — сказал Витя, — за пивом убежала.
— Сразу купить не могли? – недовольно пробурчал Анатолий. – Эту пидовку только за смертью посылать.
— Не ругайся при даме, — сказал Саша. «Дамой» явно был я. Сказать, что я при этом чувствовал себя дамой, женщиной, самкой, нельзя. Я никак себя не чувствовал, просто тупо стоял и молчал, оглядывая мужчин, но стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Хотелось спрятаться за спину Димы, но Дима отступил от меня на шаг и прятаться за ним было бы смешно.
— А вон она, — сказал Витя. — Идёт
К нам приблизился парень, чуть моложе меня, в лёгкой майке и легкомысленных шортиках, весьма симпатичный шатен, в руках он нёс тяжёлый пакет, в котором позвякивало стекло бутылок.
— Привет, Дим, — сказал парень и окинул меня взглядом с ног до головы. Это был взгляд самки, изучающей соперницу.
— Ну всё, пошли, пошли, — заторопил Анатолий, прерывая беседу, которая даже и не собиралась начинаться, а грозила неловкой паузой.
Все двинулись к дверям бани, Дима убрал от меня руку и пропустил меня вперёд. И по-прежнему ничего не сказал.
Изнутри эта баня тоже не представляла собой ничего особенного. Мои новые знакомые шли уверенно, я, естественно, следовал за ними. Мы повернули направо, у двери стоял стол, за которым скучал старик в белом халате, Сергей задержался и сунул ему деньги, старик кивнул, даже не пересчитывая. Наверняка, всё было заранее оговорено. Мы вошли в раздевалку, из которой вели два выхода – один к парной с маленьким бассейном (это было видно), другой – явно в помывочную. Там стояли мраморные столики, тазики и всё такое. Раздевалка была обычной раздевалкой, тесной, человек на двадцать, не больше. Вдоль стен стояли скамьи, над скамьями – вешалки (на вешалках даже номерки были!). Посреди раздевалки стоял большой деревянный стол.
— Люблю это дело! – провозгласил Саша.
Мужчины спокойно начали раздеваться. Дима – тоже, не обращая на меня внимания. Я в нерешительности стоял. Парень, которого называли Алла, поставил пакет возле стола и, явно поняв моё смущение, сказал, улыбаясь:
— Ну мужики вы, дали бы сперва женщинам переодеться. Девочку смущаете! Толпа незнакомых голых мужиков!
И подмигнул мне. Я слабо улыбнулся в ответ.
— Вот и познакомимся, — возразил Коля, плотоядно разглядывая меня.
— А чего смущаться? – откликнулся то ли Витя, то ли Сергей.
— Пусть привыкает, — заржал Анатолий. – Что она, хуя живого не видела? Щас исправим!
— Пошли на хуй, кобели драные! – уставив руки в боки, сварливо закричал Алла. И уже добавил для меня:
— Не бойся их. Грубые животные.
Мужчины ответили смехом
— Ну, не все! – возразил Коля. – Мы секс-туристок любим.
А Алла прошёл мимо меня, тронув за спину, и сказал
— Пойдём раздеваться, а то они как рассядутся в парилке, как напустят пару, не выгонишь. Или ты любишь погорячее?
— Не, — отважно сказал я. Я посмотрел на Диму. Он стягивал штаны и одобрительно мне улыбнулся.
Я выбрал вешалку рядом с той, с которой начал раздеваться Алла, снял кроссовки, снял носки, расстегнул джинсы, стянул их, аккуратно сложил…В этот момент я вдруг обратил внимание, что Алла тоже первым делом стянул с себя и бросил на скамейку шорты, потом плавки. «Только девки сначала трусы снимают», — вспомнилось мне однажды прочитанное. Я это вспомнил и сам себе удивился, потому что желание сначала снять джинсы, даже не расстегнув рубашку, у меня возникло совершенно инстинктивно, как будто я всю жизнь только так и раздевался. Я подумал и стянул с себя трусики. На удивление – ощущение с голыми ногами, голой попой, но в рубашке, застёгнутой рубашке! было вполне комфортным.
— Ай! – вскрикнул Алла – это Саша, уже полностью голый, шлёпнул его по заду, и пошёл дальше. Возле меня он задержался, схватил меня за локти, потряс с каким-то дурацким гыканьем, типа, подержался, и, переваливаясь, мелко засеменил в сторону парной, приговаривая:
— В баньку, в баньку, париться, париться.
— Скажи – дурак, да? – сказал Алла мне. Я неопределённо пожал плечами.
Остальные мужчины никуда не торопились, они развалились на скамейках, кто-то закурил, заговорили о своём.
— Алка! Дай пивка, — попросил Витя, Алла, уже полностью раздетый, нимало не смущаясь своей наготы, взял банку пива, отнёс Вите… А я своей наготы сейчас смущался. И их, мужской наготы – тоже, и старался смотреть куда-то в сторону, не глядеть на их голые торсы, волосатые груди, обвислый животик Семёна Семёновича… А вот мужчины меня разглядывали, не стесняясь. Я не видел, но чувствовал это и мои уши горели. Женское смущение? Понятия не имею. Я просто чувствовал, что меня изучают и оценивают. Не меня даже, а моё тело, оценивают меня, как… да, именно, как самку. Рассматривают меня, как то, во что можно «засадить». Кажется, в этот момент я понял, что такое – попой чувствовать.
— Алка, давайте быстрее уже, — недовольно сказал Анатолий.
— Щаз, — огрызнулся Алка, — Саша освободит плацкарту.
— Ага, ты Саньку застеснялась! – заржал Анатолий.
— Не я!
В этот момент из сауны в бассейн прошлёпал босыми ногами Саша, с плеском рухнул в воду и что-то заорал.
— Ну чё, Нюшка, пошли? – сказал мне Алла и пошёл в сауну. Я поспешил за ним. Провожаемый мужскими взглядами. Спиной чувствовал. И попой. И совсем, совсем в этот момент не думал ни об эротике, ни о сексе, ни о чём – лишь бы быстрее спрятаться за закрытой дверью.
Закрыв дверь, Алла забрался на верхний полог и растянулся на нём.
— Сейчас ещё нормально погреться можно, но Кузьмич постепенно температуру поднимает, потом я уже не выдерживаю, — пояснил он. – Да ты садить.
Я присел на ступеньку. Чувствовал я чсебя по-прежнему скованно.
— Какой-то ты стеснительный, — сказал Алла.
— А я скромный, — нашёлся я, что ответить.
— А чё тогда приехал? Секс-туристочка, бля! – неожиданно агрессивно сказал Алла. – Чё, у себя не мог найти кого-нибудь?
Логики в его упрёках я не наблюдал, но спорить мне не захотелось, хотя было обидно. Насчёт логики – это во мне говорил мужчинка. А насчёт обидно и спорить не хотелось – женщинка. Женщина явно залезшая на чужую территорию, хотя этот парень был и моложе меня, а я пришёл с Димой, и Дима провёл ночь со мной. Но – это была чужая территория. Я отвернулся, помолчал, а потом, набравшись решимости, признался:
— Я просто попробовать хотел. Не знал, как. Вот, по переписке с Димой познакомился. Сегодня первый раз… трахался.
Сказать: «меня трахали» у меня не повернулся язык.
— Да не пизди, — уже миролюбиво сказал мой собеседник. Потом добавил. – А фигурка у тебя ничё. Мужики уже запали. А чё ты Нюшкой назвался?
— Да я не назывался, — пожал я плечами. И сообразил, что, да, меня сегодня уже несколько раз назвали Нюшкой – один раз Саша и один раз этот Алла. Сам я никак не назывался. И Дима меня никак не называл. В письмах я представлялся своим именем – Валера. Хотя, с другой стороны, Нюшка, так Нюшка, почему нет? Я снова пожал плечами. В действительности, это переименование позволяло мне как бы отстраниться от той роли, которую я сейчас играл. Это был как бы я, и как бы не, я просто моё тело, которое даже называется по другому, а я, как бы, отстранённо наблюдаю.
— А как тебя зовут? – спросил Алла.
— Валера.
— Так нормальное имя — Лерка. Меня, вот, Алексей в паспорте записали, так поэтому и Алла.
— Ну-ка, девки, освободили плацкарту! – скомандовал Витя, заходя в сауну. За ним зашли и остальные мужчины, расселись по ступенькам полога, Алла в свою очередь резво соскочил. Мы вышли в казавшуюся теперь прохладной раздевалку.
— Я под душ пойду, а ты пока там на стол накрой, — сказал Алла.
Он вер
— Скажите, а квартира такая-то здесь? – спросил я у сидевших возле подъезда старушек.
— А вы к кому?
— К Диме.
— А-а, — сказала одна из них и встала, чтобы проводить меня. Зачем – не знаю. Я бы и сам нашёл.
Дверь открылась. Молодой, небритый мужчина непонимающе смотрел на нас. Старушка ждала, не уходила.
— Здравствуйте, я… из Перми, — сказал я.
— Что? – не понял он.
— Из Перми. – повторил я.
— А, — сообразил он и открыл дверь пошире, чтобы впустить меня.
Старушенция, удовлетворённая полученной информацией, пошла по лестице вверх.
Дима впустил меня в квартиру, которая была двухкомнатная и было в ней очень и очень не прибрано. Жилище одинокого мужчины. Я попросил Диму сходить за выпивкой, сам в это время переоделся в лосины и ждал. Потом я почистил картошку, сварил. Мы сидели рядом, смотрели телевизор, говорили мало. Алкоголь не брал меня и я очень устал. Наконец, я вытянулся на тахте, ничком. Тогда он погладил меня по голове и я потёрся об его руку.
Он быстро встал, а я перевернулся на спину, не понимая, куда он. А он уже полностью голый подошёл к тахте и лёг рядом, навалившись на меня, начал целовать. Небритый, он меня царапал.
— Колючий, — сказал я ему. — Тебе придётся меня изнасиловать…
Он ничего не говорил, начал стягивать с меня лосины вместе с трусиками. Получалось у него не очень умело, поэтому я всё-таки вынужден был вывернуться из-под него и раздеться саммостоятельно. Не могу сказать, что я был очень возбуждён, скорее наоборот. Но назвался груздем… Теперь я понимаю, что надо было вести себя иначе. Однако это был мой первый раз.
— У тебя есть вазелин? – спросил я. Он встал, взял крем, намазал мне попу, чем удивил меня, потому что я думал, что смазывать надо его член. По комнате распространился сладковатый запах детского крема. Потом снова встал, убрал крем, вернулся на кровать. Я попробовал было встать на четвереньки – я думал, что так будет правильно. Но самец рулил и самка, которой я в этот момент стал для него, должна была подчиняться. Он перевернул меня снова на спину, сам сел мне на грудь и поднёс член к моему лицу. Я раскрыл рот и он начал вводить в мой рот свой член. Я не умел сосать и ему, наверное, не очень понравилось.
Он перевернул меня на живот, я снова попытался встать на четвереньки, но он приподнял меня, сам сев на колени и разом усадил меня на свой член, мой зад разорвало болью, а он принялся поднимать меня и опускать обратно. Он просто дрочил мной свой член. Несколько движений я терпел, а потом закричал от боли. Я кричал и прыгал на нём, ничего не чувствуя, кроме боли в заду. Наверное, он думал, что я кричу от наслаждения. А может, ему просто было всё равно, он просто меня трахал. Ведь я сам выбрал такую роль! Я сам сказал, что я – пассивный, что я – самка, а значит сам отдал ему право делать мне больно, делать со мной то, что он посчитает нужным.
Наконец, он выпустил меня и я упал ничком на тахту. Тогда он перевернул меня на спину, раздвинул коленями мои ноги, так что я вынужден был подогнуть колени, открывая ему попу, и снова вошёл в меня. На этот раз не было больно, я уже просто ничего не чувствовал. Он трахал меня и трахал, как бы натягивая на свой член, я лежал, раскинув руки, потом, сообразил, что ему будет легче кончить, если я буду издавать какие-то звуки и начал постанывать.
Он трахал меня, а я лежал и просто ждал, когда это кончится. Понимая, что если просто лежать бревном, дело затянется, я начал постанывать. Руки мои были раскинуты, я сгребал ладонями простыню и изображал, как мне хорошо от того, что он меня имеет. Он дёрнулся и остановился. И вышел из меня, крепко проведя ладонями по моим бёдрам.
— Ты не кончил? – жалобно спросил я, уже совсем утомлённый – долгая дорога, секс без удовольствия и всё такое…
— Ты что! – сказал он, наверное, имея в виду, что как я мог такое подумать.
Он посидел немного. Я просто лежал.
— Я просто давно ни с кем не был…
— А ты у меня первый, — вдруг сказал я.
— Да ну? – не поверил он. Но снова ничего не сказал.
Потом он говорил о чём-то, рассказал, как много здесь «наших» и что завтра, может быть, сходим в гости.
— Я завтра уезжаю, — сказал я.
— Как так?
Я действительно хотел уехать, потому что мне просто не понравился этот секс! Хотя на самом деле я был просто уставший. А ещё… Ещё это было не совсем так, как мне фантазировалось. То есть, совсем не так. И ещё – я тогда не знал, что таковы все мужчины, что отымев тебя, они теряют к тебе интерес. Что это я сейчас лишился девственности, то есть меня сейчас лишил девственности этот небритый красавец, но он кончил и всё. В пассивной роли самки я не мог ожидать чего-то ещё.
Поэтому я хотел уехать.
Но я не уехал.
Я так и уснул, лёжа ничком на тахте, голый. Спал я как убитый, а утром проснулся от того, что он потрогал меня за плечо и сказал, что пора вставать.
— Чай? – спросил он и, когда я кивнул, принёс чаю мне в постель. Наверное, всё-таки ему понравилась прошедшая ночь. В отличие от вчерашнего он был гладко выбрит и выглядел гораздо красивее. Он действительно был красив. И… Я не уехал. Он ушёл на работу, в свой театр, а я остался у него дома.
Уже собираясь, я вдруг почувствовал страшную лень куда-то идти, добираться до аэропорта… И я сказал:
— А, не поеду я никуда.
Он посмотрел на меня, а потом сказал:
— Ну, тогда оставайся дома, я постараюсь прийти пораньше.
Потом он показал мне, как открывается дверь и дал ключи, если я вдруг решу куда-то выйти. В магазин, например.
— Ну, я пошёл, — сказал он. – Закрывайся.
И потрепал меня по плечу на прощанье. Не знаю, почему ему не захотелось меня целовать. И я остался один.
Первым делом я привёл себя в порядок – долго умывался, вода была холодной и приходилось себя пересиливать, чтобы плеснуть её в лицо. Но она – холодная вода сделала своё дело, я почувствовал себя лучше. Хотя, проходя мимо зеркала, понял, что выгляжу страшненько. Потом я сходил в магазин – потому что знал, что мне нужно кофе. Растворимый кофе я купил, и купил дорогущий – по тем временам – коньяк «Наполеон», благо, деньги у меня ещё оставались.
Прогулка, пара чашек кофе и две стопки коньяка окончательно привели меня в чувство и хорошее настроение. Я вспомнил, как Дима ночью трахал меня, представил себя женщиной, ждущей мужчину с работы, и решил, почему бы нет? Вполне приятная роль. Пусть мне не очень понравился секс, но не в сексе счастье! Приятно само это ощущение, сама эта роль, принятая мной на себя. Окинув ешё раз квартиру, уже женским взглядом, я пришёл к выводу, что необходима уборка. Но я решил начать не с этого. Достав из сумки косметичку, я сделал то, что не решился сделать вчера – накрасил глаза и напомадил губы, покрыл лаком ногти на руках и ногах.
Примерно через час я смотрел на себя в зеркало с удовольствием – вполне привлекательная девица. В одной рубашке, с голыми ногами, очень сексуально. Сам бы трахнул. Теперь можно было приниматься за уборку – женское дело! Но я не успел – в дверь позвонили. Испугавшись, что это может быть та бабка, я подошёл к двери и спросил:
— Кто там?
— Э, а Дима дома? – раздался с той стороны двери мужской голос.
— Нет, он на работе, — ответил я, по-прежнему не открывая.
— А можно я ему оставлю, он просил.
— Минутку, — сказал я, лихорадочно соображая, что делать. Смывать косметику было поздно, одеваться – тоже. Я провёл рукой по губам, авось, не заметит, и приоткрыл дверь.
На площадке стоял невысокий и немолодой мужчинка, с животиком, в кепочке. В руках он держал какой-то свёрток, а в глазах его я прочитал сперва удивление, которое быстро сменилось понимающей улыбкой. В этот момент сверху по лестнице застучали шаги – кто-то спускался, возможно, та самая бабка.
— Привет, — сказал мужичок. – Я войду?
И, не дожидаясь ответа, надавил на дверь. Шаги сверху приближались, я не мог ни возражать, ни спорить, и впустил его внутрь, отойдя от двери. Он вошёл и, не отводя взгляда от моего лица, захлопнул дверь за собой. Окинув меня сверху вниз оценивающим взглядом, он улыбнулся ещё шире.
— Какая девочка, — сказал он. – Давай знакомиться.
И, притянув меня к себе, впился ртом в мои губы. Одной рукой, той в которой держал свёрток, при этом он обхватил меня за талию, а другой – за ягодицы, залезая в трусики.
Не отпуская, и не давая сказать ни слова, он стал теснить меня в комнату, причём делал это быстро, буквально толкая перед собой. Я вынужден был отступать, хотя попробовал упереться ему в грудь руками, но босые ноги скользили, он едва не наступал мне ботинками на пальцы, и я вынужден был отступать. Потом, вспоминая, я понял, что он вёл себя просто по-хозяйски, просто как опытный кобель с бессловесной и бесправной самкой, а в тот момент я ничего не понимал, а просто вёл себя именно как эта бессловесная и бесправная самка, просто подчинялся. Сзади, наконец, оказалась тахта и я, разумеется, упал на неё, навзничь, наконец оторвавшись от него.
Но продолжалось это недолго, буквально секунда ему потребовалась, чтобы кинуть свёрток куда-то в сторону и расстегнуть штаны, после чего он, не снимая ботинок, взгромоздился на тахту, сел на мою грудь, придавив коленями мои руки, и похлопал по губам обнажённым членом. Я сделал единственное, что мог и даже должен был сделать в избранной мной для самого себя роли – открыл рот. И он сунул мне в рот свой член, сделал несколько движений, заставляя давиться. Мне это совсем не нравилось, но оставалось надеяться, что долго это не продлится. Член его был нетолстым, но довольно длинным.
Это и не продлилось долго. Мужичок, убедившись, что самка не собирается оказывать сопротивления, поёрзал на мне, и слез на пол. Я так и лежал навзничь, раскинув руки, свесив ноги, как готовая отдаться баба. Он, продолжая с ухмылкой глядеть на меня, торопливо скинул ботинки, разделся. Когда он двинулся к тахте, я подвинулся, забираясь весь на тахту. Он властно, как игрушку, повернул меня на живот, сдёрнул плавки и навалился сверху, его член ткнулся мне в зад, и он вошёл в меня! Наверное, в попе моей ещё оставалось достаточно смазки после прошедшей ночи. Я чувствовал его в себе, хотя мне не было больно. Я чувствовал его движения, хотя он не разрывал меня на части.
Я опять начал постанывать, понимая, что так он быстрее кончит. Однако он неожиданно вышел из меня и, взяв руками за живот, поднял на четвереньки. И снова вошёл. Я видел перед собой подушку, он пыхтел сзади, вдруг он начал трогать мой член. И мне стало приятно! Впрочем, до оргазма я не дошёл, он остановился… А потом вышел из меня и отпустил меня. Я растянулся на тахте ничком.
Он посидел немного за моей спиной, потом хлопнул меня по заднице и шумно слез с тахты. Я слышал, как он одевается. Слышал, а не видел, потом что лежат лицом к стене. Он оделся, громко хмыкнул, сказал:
— А ты ничего. Скажешь Диме, что Саша заходил. Увидимся ещё. Пока.
Я повернул голову, посмотрел на него. Он осклабился, довольно подмигнул и вышел. Я слышал, как захлопнулась дверь. Я продолжал лежать. И чувствовал я себя паршиво. Как оттраханная сука. Которой попользовались и всё. В которую мужик сунул, кончил, вынул и пошёл себе дальше довольный. А ты валяешься, как использованный презерватив. Впрочем, разве не этого я хотел сам, назначая себе пассивную роль, избирая себе роль самки? Разве не об этом фантазировал? Может, паршиво я себя чувствовал не просто, как оттраханная самка, а как недоёбанная сука?
У меня возникло желание подмыться. После ночи с Димой такого желания у меня не было, хотя, возможно, я просто очень устал и хотел спать. А сейчас я захотел пойти и подмыться. Женское такое желание избавиться от мокроты между ягодиц, от ощущения горящей, натёртой членом задницы.
Я встал, но, заметив на столике сигареты, решил перекурить и сел в кресло. Да уж, подумалось мне, тебя оттрахали. Ну и что ты теперь чувствуешь? Кем ты себя ощущаешь? Рука при этом машинально опустилась на член и я начал его поглаживать. Надо сказать, что до этого времени я никогда не мастурбировал. Но сейчас мне это было нужно! Я ощутил это. Перебирая в уме все моменты произошедшего со мной, я ласкал себя всё интенсивнее. При этом мне вспоминался не секс с Димой, а то, как меня внезапно и без всякого на то согласия с моей стороны попросту изнасиловал нежданный гость. И мне становилось приятно при этих воспоминаниях. Не от того, что это было со мной, а от того, что я ласкал себя сейчас. Но какая разница? Мужик оттрахал меня и ушёл, баба должна о себе позаботиться сама! Я об этом читал! В этот момент мне захотелось, чтобы в меня опять вошёл член, чтобы меня трахали, валяли по востели… И я кончил.
Сразу же на душе стало опять противно, наступило опустошение. Как будто я совершил что-то нехорошее, непристойное. Затушив сигарету, я поплёлся в ванную. Да, милая, сказал я себе, а что ещё предстоит вечером? Ты ведь не сможешь уклониться. Кто тебя будет спрашивать. Хотя, Дима, может быть, и спросит. Но назвался груздем…
В ванной неожиданно обнаружилось, что дали горячую воду. Подумав, я помыл ванную и начал напускать в неё воду. Вернулся в комнату, хлопнул стопку коньяку. Скинул с себя рубашку – это была единственная одежда, которая на мне оставалась, и снова пошёл в ванную. В прихожей остановился, взглянул на себя в зеркало. Размазавшаяся косметика придавала моему лицу вид оттраханной шлюхи. Впрочем, ею я и был. И стал. По собственной воле. Но вот остальное… Надо бы сбрить волосы, подумал я, отовсюду. Сделать тело попривлекательнее. А то, конечно, неопрятная бабища, которая не следит за собой… Блин, решил играть в женщину, так и будь ею! Встречи с мужиками тебе не избежать, так изволь соответствовать!
Перенастройка и аутотренинг, однако, стоили мне некоторых усилий. Я не чувствовал теперь в себе ни малейшего желания продолжать играть принятую на себя роль. Ни малейшего! Вода, впрочем, набралась и я забрался в ванную, растянулся в ней.
Погружение в воду, соприкосновение с ней немного меня успокоило, а ешё через некоторое время всё произошедшее уже не казалось мне таким мрачным и отвратительным. Скорее так: да ничего особенного не произошло, ничего такого страшного. Ну, оттрахали меня, и оттрахали, мир-то не перевернулся! А сделав над собой небольшое усилие, я заставил себя взять бритву и побрить ноги, и аккуратенько подбрить лобок, оставив на нём небольшой аккуратный кустик волос. Усилие потребовалось потому, что мне было лень это делать, но мысль про «назвался груздем, подставляй попу», непонятное чувство обязанности возымело действие. То есть, я уже вроде бы и не хотел быть женщиной, но поскольку роль предписывала, ничего не попишешь. Взял в рот, не говори, что не баба.
Потом я тщательно вымылся, вылез из ванной – взял висевший на вешалке халат (он оказался длинным), надел на себя. Чувствовал я себя вполне хорошо. Я включил телевизор и начал прибираться в квартире. Подмёл, протёр всюду пыль, развесил в порядке половички. Затем мне пришла в голову мысль, что надо будет и постирать и начал стаскивать в ванную все грязные вещи, которые нашёл, благо, они в изобилии были разбросаны по квартире. Наконец, я взялся за мытьё полов.
Уборка так увлекла меня, что я не заметил, как вернулся Дима.
Странно, но пока я убирался, протирал пыль, мыл пол и всё такое прочее, я совсем не ощущал себя ни женщиной, ни отраханной мужчиной, вообще ни о чём таком не думал. Но когда вернулся Дима, стало понятно, что ОН так обо мне думал и так меня воспринимал.
Он открыл дверь своим ключом и прошёл в комнату, когда я, забравшись на стул, протирал пыль на шкафу. Я обернулся, глядя на него немного сверху вниз – очень немного, потому что Дима был высок. Забавная, наверное, была сцена – я, с тряпкой в руках, в полураспахнутом халате (автоматически рука потянулась запахнуть), босой, стою на стуле и смотрю сверху вниз на рослого красавца, который широко улыбается и протягивает мне гвоздику! Мне! Гвоздику! Белую, между прочим.
— Привет, — сказал Дима.
— Привет, — сказал я, принимая гвоздику. Наверное, надо было ещё что-то сказать, но я не знал что. А Дима, обхватил меня за ноги и снял со стула, некоторое время подержав в воздухе так, что я почувствовал себя полностью в его власти. Он поставил меня на пол и поцеловал взасос. Я ответил на поцелуй, беспомощно разведя руки – в одной мокрая тряпка, в другой – белая гвоздика, делай, что хочешь.
— Я соскучился, — сказал Дима.
— Я тоже, — соврал я. – Погоди, у меня руки грязные.
Похоже, я применил первую в моей жизни женскую уловку – Дима выпустил меня из объятий, пока я сходил в ванную, убрал тряпку, потом спросил, есть ли у него где-нибудь ваза под цветок, вазы, естественно, не было, тогда я набрал воду в литровую банку, поставил туда цветок. Когда я закончил с этими манипуляцями, Дима уже сидел в кресле, первый сексуальный порыв у него, кажется, прошёл. Однако я подошёл, присел перед ним на корточки, положил свои руки на его и сказал:
— Спасибо.
И потёрся головой о его руки. Он погладил меня по волосам и сказал:
— Сделай что-нибудь перекусить, а потом пойдём в баню, там сегодня наши собираются.
— А горячую воду дали, — сказал я.
— Да? Ну и что, в баню всё равно идём, это в честь твоего приезда.
Что я ощущал потом, довольно трудно пересказать. Что я делал – легко. Дима пошёл умыться, а я принёс ему чистое полотенце, которое нашёл на дальней полке шкафа, принёс – потому что то полотенце, которое было, я кинул в кучу грязного белья, предназначенного мной же для стирки. Потом Дима сидел в кресле, курил и смотрел телевизор, а я пожарил быстренько яичницу с помидорами, сделал бутерброды, накрыл на стол… Ничего особенного я не делал, НО! Но я хлопотал для мужчины и в присутствии мужчины. Мужчины, который трахал меня сегодня ночью, который подарил мне цветок. Мужчины, который – и я знал это, и он знал это – мог захотеть взять меня и мог взять меня… Странное, непривычное ощущение. Непривычное, несмотря на все мои фантазии до того.
Это сексуальное самоощущение дающегося было главным. Позднее, переживая и пережёвывая те свои ощущения, я понял, в чём тут фокус. Женщиной я не был – на самом деле не был. Но я определил для себя такую роль. Но иной формы, кроме как быть готовым дать мужчине, подставить попу для удовлетворения похоти самца, иного способа определиться как женщина для меня не существовало на тот момент. Он активный, я пассивный, он самец, я самка, но в чём это могло выражаться? Только в том, что если он захочет, то возьмёт. Он захочет, а я раздвину ноги. Прирождённым женщинам в этом смысле, наверное, наверняка проще. Они изначально таковы и, как ни странно, именно это обстоятельство избавляет их от необходимости давать, отдаваться непременно. Они могут пококетничать, пофлиртовать, а потом обломать и при этом они останутся женщинами. Я же в данном контексте и в данной ситуации, в данном моём физическом теле мог быть и считаться женщиной только посредством секса. Только посредством признания права самца овладеть мной.
Потом уже, когда избранная мной роль за мной закрепится, когда мужчины, самцы будут видеть во мне самку уже априори, без того, чтобы сразу же завалить меня, потом уже может быть иначе… А пока, первоначально, изначально главенствующее значение играло это, совершенно животное распределение ролей.
Впрочем, на данный момент, в данный момент времени этого оказалось вполне достаточно.
Дима поел и я немножко тоже перекусил. Я спросил, как прошёл день, он сказал, что нормально, сказал, что стало заметно чище… Мне показалось, что в этот момент он тяготился необходимостью разговаривать. Я, в принципе, тоже не знал, о чём говорить. Потом я убрал со стола, сразу вымыл посуду, потому что не люблю оставлять грязную посуду, она имеет свойство накапливаться. Потом я вернулся в комнату и… в нерешительности остановился, не зная, что делать. А в самом деле – что я должен был делать?
Но мне и не нужно было знать. Мужчина уже всё решил – наверное, заранее обдумал, пришёл к выводу и сделал. Дима встал, потянулся, сделал шаг ко мне (комната, всё-таки была очень маленькая), положил руки на плечи и… Надавил, так что я опустился на колени. Не знаю, чего больше ему хотелось – ощущить свою власть надо мной или действительно кончить. Как я уже сказал, минет делать я не умел, этой ночью у меня был самый первый опыт, но когда мы знакомились с Димой по переписке я как-то обмолвился, что хотел бы почувствовать себя рабыней… Фантазия у меня такая была.
Как бы то ни было, я опустился на колени, а Дима расстегнул ширинку и освободил свой член. Я взял в рот и некоторое время старательно сосал. Я натянул губы на зубы и старался ласкать ободок его члена – помня, что, когда я мастурбировал сегодня, именно это место мне было приятно гладить. Хотя сосал я старательно и даже причмокивал, вспомнив, как это делали девицы в немецкой порнухе (я не виноват, что все вспоминают именно эти сцены… наверное, первое, что приходит на ум тем, кто в жизни слабо знаком с девушками), Дима не выказал своего удовлетворения. Он оторвал мою голову от себя, прихватив руками за голову потянул теперь вверх, я встал. Он сжал мои щёки пальцами так, что я открыл рот и плюнул в него. Потом подтолкнул к тахте.
Я скинул халатик и хотел было лечь на тахту, но Дима удержал меня, повернул к себе спиной и заставил нагнуться. После этого раздвинул мои ягодицы, плюнул промеж них и... Ткнулся в меня членом. Я вскрикнул от боли. Он остановился. Я не поворачивал головы и покорно ждал, и уже через секунду почувствовал как он смазывает мне попу – по комнате снова распространился всё тот же сладковатый запах цветочного крема. И я снова, уже третий раз за эти сутки почувствовал в себе другого мужчину… Или лучше сказать: я почувствовал в себе мужчину, в меня вошёл мужчина? Потому что сам-то я… Мог ли я называть мужчиной себя? Меня — трахали! Я – давал! Да и хотел ли я называть себя, считать себя мужчиной? Когда я собирался ехать в этот Ачинск, когда ехал… Впрочем, сейчас уже было даже неважно, чего хотел я – меня трахал мужчина, к которому я приехал в качестве самки.
Дима двигался во мне сильно и уверенно, я стоял раком, расставив пошире и чуть согнув ноги, упершись руками в тахту, подняв повыше зад и поэтому низко опустив голову – потому что Дима был выше меня. Я так стоял и только поахивал и поохивал в такт его движениям. В такт тому, как он меня трахал. Наконец его пальцы впились в мои бёдра, он замер. И резко вышел, отпустив. Я не удержал равновесия и упал на тахту животом. Он тут же прилёг рядом, несколько раз погладил по спине и попе… попке. Я повернулся к нему. На этот раз я был умнее – спрашивать, кончил ли мужчина, я не стал. Уже догадывался (правда, правда, не знал, а именно догадывался!), что если самец больше не трахает самку, значит, он своё получил. Своё взял.
— Принеси полотенце, — сказал Дима.
Я улыбнулся, чмокнул его в грудь – мы так лежали, что до лица его мне было не дотянуться, поднялся и пошёл в ванную за полотенцем. Новые ощущения продолжались! – я шёл за полотенцем для мужчины, который только что меня отымел! Я чувствовал, что он на меня смотрит… Может быть, он на меня и не смотрел, но мне казалось, что он на меня смотрит, смотрит на меня обнажённого, на самку, которую он только что имел, я чувствовал это и… И совершенно инстинктивно – я это тоже вдруг осознал – я шёл, покачивая попкой, вертя хвостом как самочка. Я шёл так, чтобы моему мужчине нравилась его самка!!! На этой мысли я поймал себя, когда ужё зашёл в ванную. Вот нифига себе. Интересно, а это был точно я или та пресловутая, глубоко законспирированная в каждом мужчине (но в каждом ли?) женщина? Или это была та самка, на роль которой я назначил сам себя и она уже начала овладевать моим телом помимо моего сознания? Я взглянул в зеркало – там был вроде бы я и… Нет, это всё равно был я!
Однако долго задерживаться самке не следует, если мужчина послал её за полотенцем. Я взял полотенце, вернулся в комнату. Дима лежал на тахте, на спине, заложив руки за голову, широко раскинув ноги, и смотрел на меня, ничего не говоря. Как будто я сам должен был догадаться, что требуется. Хотя догадаться было несложно, а разместился на коленках на тахте и аккуратно, осторожно отёр Димин член. Дима протянул руку, потрепал меня по голове.
— Давай собираться, — сказал он. – Уже пора.
И это всё??? И это всё, что мужчина говорит удовлетворившей его самке???
Окончание главы 3
Не могу сказать, что я был до глубины души возмущён, до такой степени моё женское самосознание ещё не развилось. Скорее, разочарован. Мы занимались сексом уже второй раз и второй раз мужчина мной попользовался, но чрезмерных эмоций и восторгов у него это не вызвало. Нет, ну вообще-то я был оттрахан уже трижды и… И это всё? Поставили раком или раздвинули ноги, сунули в попу, кончили и гуляй, детка? Ну и какая разница между тем насильником и Димой? В подаренной гвоздичке?
Однако я постарался улыбнуться, лукаво (как мне показалось) и игриво, потянулся, как кошка и прилёг рядом с Димой, прижавшись к нему всем телом. Рукой я легонько поглаживал его член и яички. Честно говоря, мне приходилось несколько пересиливать себя – чтобы играть с членом другого мужчины. Но я знал, что ему это понравится. Во всяком случае, наверное, должно понравиться.
— Мур, — сказал я, продолжая играть роль довольной самки. Кажется, это была вторая женская уловка, которую я использовал в отношениях с Димой. Неважно, что ты думаешь, что ты чувствуешь, доволен ты чем-то или чем-то недовольна – подластись.
Дима потрепал меня по волосам и сказал:
— Дай сигарету
Ну вот! Опять! Я снова встал, нашёл пачку, хотел протянуть, но потом вынул сигарету из пачки., прикурил и протянул уже прикуренную Диме. Потом принёс пепельницу, поставил рядом с Димой на тахту. Сам взял сигарету, закурил тоже.
— Хорошо, — сказал Дима, докурив. – Давай собираться.
Я послушно кивнул, потянулся, зная, что Дима сейчас на меня смотрит, и встал. А как одеваться? Это же на улицу выходить…
Я пошёл в ванную, подмылся. Ещё раз осмотрел себя в зеркало. Какое-то странное, тянущее ощущение было у меня в низу живота. Не неприятное, а странное. Как будто там у меня действительно была матка и она сжалась в ожидании чего-то. Да, девочка, ты уже не девочка, сказал я своему отражению в зеркале. Тебя трахают, ты берёшь в рот, ты подмываешься. Ну и как оно тебе?
А никак. Никак оно мне не было. Мне надо было привести себя в порядок, чтобы… Чтобы хотя бы самому себе в зеркале нравиться. Я принялся умываться. Потом пошёл в комнату, отыскал трусики, подумал и достал из сумки другие – стринги, заранее заготовленные, но ни разу не надёванные, натянул их. Подумал, лосины надевать не стал, надел джинсы, рубашку навыпуск, снова пошёл в ванную, там обнаружил среди прочего тональный крем, тщательно намазался, потом причесался. Подумал ещё – чуть-чуть подвёл тушью глаза и совсем чуть-чуть подправил ресницы. Это на самом деле получилось дольше, чем собирался Дима. Когда я закончил, он уже явно терял терпение.
— Всё, — сказал я. – Полотенце или ещё что-то брать?
— Там всё есть. Крем возьми, — сказал Дима. – На всякий случай.
— Ага, — сказал я. Нашёл тюбик, сунул его в карман. Потом понял. Крем. Ага. А ты как думала? Девочка в баню с мужиками отправляется. Без крема тут никак.
До бани мы доехали в такси.
Глава 4
Это было обычное одноэтажное здание с зелёными стенами, без окон, с вывеской у дверей. Городская баня № 1. Понятно – общественное такое заведение. Возле входа курили и негромко переговаривались несколько мужчин. Все в простой одежде – в баню собрались, с полиэтиленовыми пакетами в руках, один – с большой сумкой. Все старше меня и даже Димы, хотя нет, один был примерно ровесником Димы. Их было шестеро и они явно кого-то ждали и, как сразу выяснилось, ждали они нас. Дима пошёл впереди меня и остановился рядом с мужчинами, со всеми начал здороваться за руку, а мужики разглядывали меня (я остановлся чуть позади Димы). С интересом, оценивающе, изучающе. Кроме одного – тот самый Саша смотрел на меня весело, широко улыбаясь, как на давнего знакомого. Впрочем, скорее – как на давнюю знакомУЮ.
— Здорово, Нюшка! – сказал Саша и, обращаясь к Диме, добавил – Девушку представь, фараон!
Дима с лёгким недоумением посмотрел на меня, на Сашу, но промолчал, а, приобняв за талию, слегка шлёпнул по попе, подтолкнул к своим знакомцам и сказал:
— Знакомьтесь.
И начал перечислять, показывая рукой:
— Витя (черноволосый, высокий, усатый, кажется, ровесник Димы), Коля (тощий, лысый, в очках), Семён Семёнович (крепко сложенный, с широким лицом и очень-очень густыми бровями)…
Мужчины по очереди протягивали мне руку и пожимали моё. Я в ответ старался не жать, просто подавал им ладошку. Как должна себя вести дама? Не демонстрировать же крепкое мужское рукопожатие. А они пожимали крепко, уверенно, а Семён Семёнович взял мою ладонь в обе свои, и сказал: «Очень приятно».
Дима, держа руку у меня на бедре (да он хвастается мной! сообразил я) продолжал:
— Анатолий (совсем пожилой мужчина с седой шевелюрой), Сергей (простоватого вида увалень), Саша…
— Мы уже знакомы, — сказал Саша и подмигнул мне. Но руку протянул и пожал меня за предплечье. Дима снова недоумённо посмотрел на меня, но ничего не сказал.
— Сейчас Алла вернётся, — сказал Витя, — за пивом убежала.
— Сразу купить не могли? – недовольно пробурчал Анатолий. – Эту пидовку только за смертью посылать.
— Не ругайся при даме, — сказал Саша. «Дамой» явно был я. Сказать, что я при этом чувствовал себя дамой, женщиной, самкой, нельзя. Я никак себя не чувствовал, просто тупо стоял и молчал, оглядывая мужчин, но стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Хотелось спрятаться за спину Димы, но Дима отступил от меня на шаг и прятаться за ним было бы смешно.
— А вон она, — сказал Витя. — Идёт
К нам приблизился парень, чуть моложе меня, в лёгкой майке и легкомысленных шортиках, весьма симпатичный шатен, в руках он нёс тяжёлый пакет, в котором позвякивало стекло бутылок.
— Привет, Дим, — сказал парень и окинул меня взглядом с ног до головы. Это был взгляд самки, изучающей соперницу.
— Ну всё, пошли, пошли, — заторопил Анатолий, прерывая беседу, которая даже и не собиралась начинаться, а грозила неловкой паузой.
Все двинулись к дверям бани, Дима убрал от меня руку и пропустил меня вперёд. И по-прежнему ничего не сказал.
Изнутри эта баня тоже не представляла собой ничего особенного. Мои новые знакомые шли уверенно, я, естественно, следовал за ними. Мы повернули направо, у двери стоял стол, за которым скучал старик в белом халате, Сергей задержался и сунул ему деньги, старик кивнул, даже не пересчитывая. Наверняка, всё было заранее оговорено. Мы вошли в раздевалку, из которой вели два выхода – один к парной с маленьким бассейном (это было видно), другой – явно в помывочную. Там стояли мраморные столики, тазики и всё такое. Раздевалка была обычной раздевалкой, тесной, человек на двадцать, не больше. Вдоль стен стояли скамьи, над скамьями – вешалки (на вешалках даже номерки были!). Посреди раздевалки стоял большой деревянный стол.
— Люблю это дело! – провозгласил Саша.
Мужчины спокойно начали раздеваться. Дима – тоже, не обращая на меня внимания. Я в нерешительности стоял. Парень, которого называли Алла, поставил пакет возле стола и, явно поняв моё смущение, сказал, улыбаясь:
— Ну мужики вы, дали бы сперва женщинам переодеться. Девочку смущаете! Толпа незнакомых голых мужиков!
И подмигнул мне. Я слабо улыбнулся в ответ.
— Вот и познакомимся, — возразил Коля, плотоядно разглядывая меня.
— А чего смущаться? – откликнулся то ли Витя, то ли Сергей.
— Пусть привыкает, — заржал Анатолий. – Что она, хуя живого не видела? Щас исправим!
— Пошли на хуй, кобели драные! – уставив руки в боки, сварливо закричал Алла. И уже добавил для меня:
— Не бойся их. Грубые животные.
Мужчины ответили смехом
— Ну, не все! – возразил Коля. – Мы секс-туристок любим.
А Алла прошёл мимо меня, тронув за спину, и сказал
— Пойдём раздеваться, а то они как рассядутся в парилке, как напустят пару, не выгонишь. Или ты любишь погорячее?
— Не, — отважно сказал я. Я посмотрел на Диму. Он стягивал штаны и одобрительно мне улыбнулся.
Я выбрал вешалку рядом с той, с которой начал раздеваться Алла, снял кроссовки, снял носки, расстегнул джинсы, стянул их, аккуратно сложил…В этот момент я вдруг обратил внимание, что Алла тоже первым делом стянул с себя и бросил на скамейку шорты, потом плавки. «Только девки сначала трусы снимают», — вспомнилось мне однажды прочитанное. Я это вспомнил и сам себе удивился, потому что желание сначала снять джинсы, даже не расстегнув рубашку, у меня возникло совершенно инстинктивно, как будто я всю жизнь только так и раздевался. Я подумал и стянул с себя трусики. На удивление – ощущение с голыми ногами, голой попой, но в рубашке, застёгнутой рубашке! было вполне комфортным.
— Ай! – вскрикнул Алла – это Саша, уже полностью голый, шлёпнул его по заду, и пошёл дальше. Возле меня он задержался, схватил меня за локти, потряс с каким-то дурацким гыканьем, типа, подержался, и, переваливаясь, мелко засеменил в сторону парной, приговаривая:
— В баньку, в баньку, париться, париться.
— Скажи – дурак, да? – сказал Алла мне. Я неопределённо пожал плечами.
Остальные мужчины никуда не торопились, они развалились на скамейках, кто-то закурил, заговорили о своём.
— Алка! Дай пивка, — попросил Витя, Алла, уже полностью раздетый, нимало не смущаясь своей наготы, взял банку пива, отнёс Вите… А я своей наготы сейчас смущался. И их, мужской наготы – тоже, и старался смотреть куда-то в сторону, не глядеть на их голые торсы, волосатые груди, обвислый животик Семёна Семёновича… А вот мужчины меня разглядывали, не стесняясь. Я не видел, но чувствовал это и мои уши горели. Женское смущение? Понятия не имею. Я просто чувствовал, что меня изучают и оценивают. Не меня даже, а моё тело, оценивают меня, как… да, именно, как самку. Рассматривают меня, как то, во что можно «засадить». Кажется, в этот момент я понял, что такое – попой чувствовать.
— Алка, давайте быстрее уже, — недовольно сказал Анатолий.
— Щаз, — огрызнулся Алка, — Саша освободит плацкарту.
— Ага, ты Саньку застеснялась! – заржал Анатолий.
— Не я!
В этот момент из сауны в бассейн прошлёпал босыми ногами Саша, с плеском рухнул в воду и что-то заорал.
— Ну чё, Нюшка, пошли? – сказал мне Алла и пошёл в сауну. Я поспешил за ним. Провожаемый мужскими взглядами. Спиной чувствовал. И попой. И совсем, совсем в этот момент не думал ни об эротике, ни о сексе, ни о чём – лишь бы быстрее спрятаться за закрытой дверью.
Закрыв дверь, Алла забрался на верхний полог и растянулся на нём.
— Сейчас ещё нормально погреться можно, но Кузьмич постепенно температуру поднимает, потом я уже не выдерживаю, — пояснил он. – Да ты садить.
Я присел на ступеньку. Чувствовал я чсебя по-прежнему скованно.
— Какой-то ты стеснительный, — сказал Алла.
— А я скромный, — нашёлся я, что ответить.
— А чё тогда приехал? Секс-туристочка, бля! – неожиданно агрессивно сказал Алла. – Чё, у себя не мог найти кого-нибудь?
Логики в его упрёках я не наблюдал, но спорить мне не захотелось, хотя было обидно. Насчёт логики – это во мне говорил мужчинка. А насчёт обидно и спорить не хотелось – женщинка. Женщина явно залезшая на чужую территорию, хотя этот парень был и моложе меня, а я пришёл с Димой, и Дима провёл ночь со мной. Но – это была чужая территория. Я отвернулся, помолчал, а потом, набравшись решимости, признался:
— Я просто попробовать хотел. Не знал, как. Вот, по переписке с Димой познакомился. Сегодня первый раз… трахался.
Сказать: «меня трахали» у меня не повернулся язык.
— Да не пизди, — уже миролюбиво сказал мой собеседник. Потом добавил. – А фигурка у тебя ничё. Мужики уже запали. А чё ты Нюшкой назвался?
— Да я не назывался, — пожал я плечами. И сообразил, что, да, меня сегодня уже несколько раз назвали Нюшкой – один раз Саша и один раз этот Алла. Сам я никак не назывался. И Дима меня никак не называл. В письмах я представлялся своим именем – Валера. Хотя, с другой стороны, Нюшка, так Нюшка, почему нет? Я снова пожал плечами. В действительности, это переименование позволяло мне как бы отстраниться от той роли, которую я сейчас играл. Это был как бы я, и как бы не, я просто моё тело, которое даже называется по другому, а я, как бы, отстранённо наблюдаю.
— А как тебя зовут? – спросил Алла.
— Валера.
— Так нормальное имя — Лерка. Меня, вот, Алексей в паспорте записали, так поэтому и Алла.
— Ну-ка, девки, освободили плацкарту! – скомандовал Витя, заходя в сауну. За ним зашли и остальные мужчины, расселись по ступенькам полога, Алла в свою очередь резво соскочил. Мы вышли в казавшуюся теперь прохладной раздевалку.
— Я под душ пойду, а ты пока там на стол накрой, — сказал Алла.
Он вер
0
0
Просмотров: 748