В позе наслаждения

     ПРИВЕТСТВУЮ ВАС!
     
На коленях в позе наслаждения я приветствую Вас, если Вы — Господин, или Госпожа, или Служанка Госпожи. Если же ты — раб, то встань на колени, прими позу наслаждения и слушай. Я расскажу свою историю, так мне велела моя Хозяйка, досточтимая и прекрасная Мадам Лауретта и я не смею ослушаться Её.
     Меня зовут Сластёна, я — домашний раб Мадам Лауретты. Мадам содержит в Харбаге Дом развлечений для знатных господ и в этом Доме работает много рабов, рабынь, а также свободных проституток. Но моя главная обязанность — прислуживать Мадам в спальне и большую часть времени я провожу возле Её постели. А еще я должен выглядеть так, чтобы нравиться другим рабам, потому что временами Хозяйка награждает мной других рабов за верную службу. А временами Хозяйка развлекается, дразня рабов видом своего обнаженного тела, заставляя их мастурбировать, а потом может смилостивиться и разрешить рабу кончить мне в рот.
     Итак, вся история началась, когда мне только-только исполнилось шестнадцать лет и меня звали Леня, и я уехал со своим классом на экскурсию в другой город. Однажды я отделился от своей группы и пошел погулять самостоятельно, зашел в какой-то бар, купил себе вазочку мороженого, взял чашечку кофе и сидел в уголке за отдельным столиком, слушал музыку, разглядывал посетителей...
     Свободных мест было мало, поэтому очень скоро за мой столик села любопытная пара — толстый невысокий мужчина с очень неприятным, грубым выражением мясистого лица и высокая стройная девушка. Она была одета в черное мини-платье, из под которого, чуть наклонившись, можно было увидеть ее кружевные трусики. Длинные черные чулки обтягивали ее стройные ноги. А как был одет ее спутник... Я даже не запомнил, поскольку смотрел только на нее. Они тоже заказали пиво и тихо переговаривались друг с другом на каком-то иностранном языке. Я, как ни напрягал слух, так и не понял, на каком же языке они говорили.
     Девушка скоро заметила мой интерес (впрочем, я его и не скрывал) и что-то сказала своему спутнику. Тот угрюмо посмотрел на меня и что-то пробурчал в ответ. Девушка рассмеялась и стала откровенно строить мне глазки. Она села так, чтобы мне были виднее ее ноги, немножко раздвинула их, чтобы мне был виден кусочек белья под платьем... Я смотрел на нее во все глаза и вдруг после очередного глотка кофе все исчезло, я провалился в темноту......
     
     Я ПОХИЩЕН И ИЗНАСИЛОВАН!
     
     Когда я пришел в себя, я неожиданно обнаружил, что мои руки крепко связаны за спиной, а сам я.... Нет, этого не могло быть! Так не могло быть! А сам я лежал навзничь на полу трясущейся, куда-то едущей кареты, у ног той самой парочки. Вернее: под ногами. Потому что я служил подставкой для их ног. Девушка заметила, что я открыл глаза, и что-то сказала своему спутнику. Он тоже посмотрел на меня, приоткрыл рот в неприятной улыбке и ответил ей. Глядя на меня, они продолжали переговариваться, туфелька девушки наступила мне на подбородок, я был вынужден открыть рот, после чего девушка сунула мне в рот свой каблук. Я возмущенно замычал, но девушка втолкнула мне каблук еще глубже и прикрикнула что-то вроде: «Зук! Зук, слак!» Приподняла каблук, не вынимая однако его полностью изо рта и еще раз сказала то же самое: «Зук, слак!» «Я не понимаю», — пробормотал я. Она снова воткнула каблук мне почти в самое горло, потом опять приподняла ногу и снова: «Зук, слак! Зук!» и несколько раз причмокнула губами. «Зук!» И опять причмокнула. Мне показалось, что я ее понял...
     Это было обидно, это было ужасно неприятно, но я ничего не мог сделать! Мне пришлось делать то, что она хотела — я начал облизывать ее каблук... «Слак!» — с невыразимым презрением в голосе произнесла она. Я не видел ничего, кроме пыльной подошвы туфельки надо мной и двигающегося прямо перед моим носом, между моими губами длинного каблучка.... И слышал противный смех мужчины.
     Она убрала ногу с моего лица, предварительно придавив мне нос и тут же мужчина сгреб меня за футболку и поставил на ноги. Мне пришлось пригнуться. И тут девушка ловкими движениями расстегнула мои джинсы и рывком стащила их с меня вместе с плавками. «Что вы делаете, не надо!» — попытался я протестовать и тут же получил сильнейшую пощечину. «Хат, слак!» — равнодушным тоном произнес мужчина, деловито развернул меня к себе спиной, толкнул вперед, так что я уперся лбом в противоположную стенку кареты, а животом — о противоположное сиденье. Руки мои оставались связанными у меня за спиной, поэтому я не мог ничего сделать. Я даже не мог пошевелиться, когда почувствовал, как ладони ощупывают мои ягодицы, похлопывают по ним, раздвигают... Неожиданно ногам стало свободнее, я почувствовал, что спущенные джинсы больше не спутывают меня, — их просто разрезали!
     Толстяк ударом по внутренней части моих бедер заставил меня расставить ноги пошире, долго щупал мои ягодицы, проводил по ногам... Внезапно я почувствовал раздирающую боль в анальном отверстии — что-то большое и твердое входило в меня все глубже и глубже. Я закричал — и от неожиданности, и от боли, но эта твердая и большая палка вошла в меня глубоко, потом двинулась назад, потом опять вперед... Меня трахали! Этот мужик трахал меня, связанного трахал, на глазах у этой своей подружки! Я кричал и бессильно дергался в попытке освободиться, но все было тщетно, получалось так, что я ему просто подмахивал. И сквозь свои крики, сквозь пелену застилавших мои глаза слез я слышал смех своего насильника и замечания его спутницы, делавшиеся весьма ехидным тоном. Она комментировала мое изнасилование!
     «Ио, слак! Ио! Ио! — покрикивал мой насильник и шлепал меня по ягодицам: Ио! Ио!»
     Наконец, он вошел в меня глубоко-глубоко, замер и я почувствовал, как он затрясся, а пальцы его стиснули мои ягодицы... Он отпустил меня и я свалился на пол кареты ничком... Карета продолжала трястись, мы куда-то ехали, я лежал ничком.
     Женская рука вцепилась в мои волосы и потянула вверх. Я был вынужден подняться на колени и уткнулся лицом прямо между ног девушки. Белья теперь на ней не было, чулки были чуть приспущены на бедра. ТАМ у нее все было выбрито и ЭТО место бесстыдно упиралось мне в нос. «Лик! — прикрикнула она презрительным тоном. — Лик, слак!» Я понял ее, но за мгновенье промедленья был наказан жестоким ударом то ли ремнем, то ли плеткой по спине. Я стал делать, то что она хотела. Мой зад, только что побывавший во власти ее спутника, жестоко горел, связанные за спиной руки свело, но я вынужден был лизать у нее между ног. Я лизал и ее влагалище становилось все более влажным, там появилась тягучая влага, она стонала, двигала бедрами и, вцепившись в мои волосы, дергала мою голову из стороны в сторону, вертела ей, направляя движение моего языка, заставляя мой язык все глубже проникать в нее... Она застонала и отпустила мою голову. Я снова упал на пол. Тут же я почувствовал на своей спине острые каблучки ее туфелек, а на своих ягодицах тяжелые подошвы его ботинок. «Сла-а-ак», — все с тем же презрением сказал мужчина. «Басти слак», — сказала девушка.
     Они заговорили о чем-то на том же, непонятном мне языке.... Не прерывая разговора, мужчина, схватив меня цепко за ухо, поднял, поставил перед собой на колени. Штаны его были полуспущены и вялый член свисал на сиденье. Даже в таком состоянии он производил впечатление спелого банана. И ЭТИМ инструментом он меня оттрахал!? Мужчина легонько стукнул меня под подбородок, пальцем указал на свой член и сказал лениво, походя: «Зук, слак». Я подчинился. Я ничего не мог сделать.
     Я ласкал губами и языком его член и член под моими губами постепенно распрямлялся. А они говорили, не обращая на меня внимания. Я не понимал, о чем они говорят. Потому что из этого языка я пока выучил только три слова. «Зук» — «соси», «лик» — «лижи» и «слак»... Слак — это я... Карета ехала и тряслась, они разговаривали, я сосал...
     Член моего насильника уже практически выпрямился и приобрел такую форму, что мне удавалось облизывать только самую его головку, которая с трудом помещалась в моем рту. Мужчина оттолкнул меня, грубо перевернул спиной к себе и... Я опять закричал от боли. Он снова принялся меня трахать! На этот раз были слышны только мои крики, которые постепенно перешли в сдавленные всхлипы. Он входил в меня и выходил из меня методично, размеренно, всякий раз вызывая жестокую боль во всем моем заду. Мне казалось, что каждая клеточка моих ягодиц, моего ануса, моих кишок отзывается болью на каждое его движение во мне.
     Он сделал последнее движение, замер и оттолкнул меня. Я опять упал. На противоположное сиденье, подставив им свой зад, совершенно обессиленный и совершенно неспособный более не то чтобы сопротивляться, а даже кричать и умолять. Пусть делают, что хотят... Пусть... Пусть... Мне уже все равно...
     Я почувствовал прикосновение к своим ягодицам, чего-то мягкого. Похоже было, что они что-то рисовали на моей левой ягодице, потом на правой. Мужчина при этом что-то довольно бурчал, а девушка хихикала.
     Карета остановилась. Меня схватили за загривок и.... Вышвырнули вон. Я ударился о землю. Дверца кареты за моей спиной захлопнулась, застучали копыта, заскрипели колеса. Карета уехала прочь. Оставляя меня — связанного, изнасилованного, без штанов, в одной футболке. Оставляя меня одного, неизвестно где.
     
     Я СТАНОВЛЮСЬ НАЛОЖНИКОМ СТАРОГО БРОДЯГИ
     ...Я сижу на корточках на большом камне недалеко от берега и полощу в воде только что выстиранное мной белье — рубаху и подштанники. Это не мое белье. На мне — по-прежнему только моя футболка. Только я ее разорвал и теперь она прикрывает мой зад и немножко живот. Подпоясываю я ее веревкой. А белье принадлежит Сгаллену. Он сидит на берегу совершенно голый, почесывая то свой волосатый впалый живот, то клочковатую бороденку, и , громко чавкая, обгладывает куриную ножку. Рядом с ним горит разведенный мной костер, рядом с костром лежит его котомка, а на ветвях соседней ивы сушатся его лохмотья.
     Сгаллен — бродяга со стажем, ему около шестидесяти лет и уже несколько десятков из них он бродит по дорогам этой планеты. Он подобрал меня на дороге, разрезал спутывавшие мне руки веревки и взял с собой. Вечером, когда мы остановились на ночлег неподалеку от дороги, он достал из котомки какие-то мази, смазал мои руки и ноги, смазал мою попу... Долго смеялся, разглядывая рисунки у меня на ягодицах...
     Он накормил меня, а потом, поняв, что я не понимаю их языка, принялся меня обучать. «А — Сгаллен», — сказал он, показывая на себя, и повторил несколько раз. Так началось мое обучение.
     ... Я сижу на корточках и полощу белье бродяги. С этим стариком я нахожусь уже две недели. Он называет меня Хори, на этом языке это означает: «Кобылка». Я уже неплохо изъясняюсь на этом языке — Сгаллен не упускает случая, чтобы обучать меня. Во время ходьбы, на привале, во время ночлега... Первые два дня он просто звал меня «Э!».
      На третий день, вернее, третьей ночью, когда мы уже легли спать, я лежал возле костра, прямо на траве и смотрел на незнакомое мне небо. Сгаллен лежал рядом — так теплее. Мне не спалось, я думал о том, как я сюда попал и что же произошло... Желудок мой тихо урчал — бродяга давал мне раз в день кусок хлеба, но этого было мало, я хотел есть. А Сгаллен не давал. Он жил подаянием, но эти дни мы шли по пустынной дороге — рядом не было ни населенных пунктов, никто по этой дороге не ездил. Поэтому мы питались тем, что было у Сгаллена в котомке.
     Желудок урчал. Сгаллен тихо сопел рядом. Решив, что бродяга уснул, я осторожно встал, дотянулся до его котомки, развязал ее, запустил туда руку... Сильный пинок отбросил меня в сторону. Сгаллен стоял на ногах и громко ругаясь принялся меня пинать. Я закричал, закрывая лицо руками, потом попытался обхватить ноги бродяги, он снова отбросил меня в сторону... Но бить больше не стал. Я встал не четвереньки и посмотрел на него снизу вверх, приподняв голову, выгнув спину, демонстрируя полную покорность...
     «Ползи сюда!» — приказал Сгаллен. На четвереньках я прополз два шага и остановился прямо перед его ногами. «Не надо...», — попросил я. Старик опустился передо мной на колени, спустил штаны, вытащил свой короткий, загибающийся член и сказал: «Зук! Соси!» Я сделал это... Потом он развернул меня задом к себе и вошел в меня.
     Он оттрахал меня очень быстро, я даже не успел почувствовать ничего. Но по мере сил я старался ему подмахивать, двигал задом и очень громко стонал. Кончив, Сгаллен похлопал меня по ягодицам и сказал: «Ты — настоящая кобылка...» Потом встал, достал из котомки кусок сухаря и кинул мне. Я с радостью съел его. Бродяга улегся, жестом поманил меня к себе, я лег рядом, обнял его руками и ногами, так мы и уснули.
     Так с этой ночи он меня и называл Кобылкой. Хори. Он учил меня языку и подкармливал меня запасами из своей котомки. Я делал все, что он скажет. Собирал хворост для костра, разводил костер. Стирал его лохмотья. И каждую ночь он меня трахал. Быстро, не больно. Я старался сделать так, чтобы ему было приятно — подмахивал по мере сил...
     ... Я сижу на корточках и полощу подштанники Сгаллена. Завтра, как сказал бродяга, мы будем в селении Барвиза. Поэтому ему нужно быть чистым.
     Вчера мы повстречали бродяжью группу — семеро бродяг шли из Барвизы нам навстречу, на восток. «Эй, старый Сгаллен! — крикнул при встрече вожак встречной компании. — Ты никак приятелем обзавелся?»
     Вожак был со Сгалленом знаком уже давно. Это был плечистый, бритоголовый мужик, левую сторону его лица покрывал слой парши и не было левой руки. Но правой он мог запросто сломать челюсть. Его компания, состоявшая из трех калек, двух женщин и ребенка, боялась Кракена (так звали вожака).
     Сгаллен и Кракен сели возле костра, калеки присели вокруг них, а женщины с ребенком и я сели поодаль.
     Бродяжки принялись расспрашивать меня, что я и как оказался вместе со Сгалленом. Одна, нимало не стесняясь меня, тут же оголила грудь и принялась кормить ребенка. Другую звали Ренни, ей было около тридцати лет и, несмотря на запачканное сажей лицо, она была довольно миловидна. Была бы, если бы не уродливый шрам, пересекавший все ее лицо.
     «Да. Не повезло тебе, — сказала Ренни, положив руку мне на колено, когда я рассказал свою историю. — Но теперь ничего не поделаешь». По ее лицу было видно, что она не поверила всему, что я рассказал. Но я был ей благодарен за то, что она хотя бы выслушала мой сбивчивый рассказ.
     Потом все решили спать. «Иди к Кракену», — сказал мне Сгаллен, а сам взял за руку Ренни и повел ее в кусты. «Удачи тебе, мальчик!»- шепнула мне на уха Ренни, встала и пошла со стариком. А я подошел к Кракену, разлегшемуся возле костра, опустился рядом с ним на колени...
     Он протянул свою правую руку, притянул меня к своему паху... Его член был вонючий, грязный, но я взял его в рот, облизал, пососал... И тут он кончил. Прямо в горло мне брызнула его сперма. Давясь, я проглотил соленую, густую жидкость.
     Кракен отпустил меня и я попробовал уснуть, однако мне это не удалось — я почувствовал как меня ощупывают чьи-то руки. «Тихо, Кобылка, тихо, — шептал мне в ухо один из кракеновских калек, — тебе будет хорошо...» Я перевернулся на живот и позволил калеке войти в мой зад. Он что-то пыхтел надо мной, что-то бормотал, и наконец кончил. Я не шевелился...
     Больше, правда, меня никто не трогал и остаток ночи я провел спокойно. Утром компания Кракена ушла, не попрощавшись. А меня разбудил пинком в бок Сгаллен и сказал стирать его белье.
     ... Я прополоскал белье и, осторожно ступая по каменистому дну, вернулся на берег. «Поглодай», — бродяга кинул мне обглоданную куриную косточку после того, как я развесил его белье на ветвях ивы. А сам пошел купаться...
     Завтра мы будем в селении Барвиза. Вот только, что мне это принесет?
     
     БРОДЯГА ПРОДАЕТ МЕНЯ В ТРАКТИР
     
     
     Когда мы вошли в село, Сгаллен скорым шагом, по хорошо знакомой дороге отправился к сельскому трактиру. Правда, вошел он туда не через главный вход, а через задний двор. Постучался в дверь. Ему открыла дородная пожилая женщина, затем позвала трактирщика. Трактирщик явно не был рад появлению бродяги и что-то резкое сказал ему. Старик заговорил очень быстро, показывал на себя, на меня. Я стоял во дворе, переминаясь с ноги на ногу. Трактирщик знаком приказал мне подойти, а когда я подошел, деловито ощупал мои руки, ноги, ягодицы, заглянул в рот...
     «Ладно», — сказал трактирщик. И впустил нас внутрь. «Покорми его», — сказал трактирщик той женщине, показав на Сгаллена. «Спасибо, хозяйка», — льстиво сказал бродяга и толкнул меня к трактирщику.
     «Иди со мной», — сказал трактирщик мне. Я робко посмотрел на Сгаллена, но он уже не обращал на меня внимания, а принюхивался к запахам с кухни.
     Я пошел следом за трактирщиком.
     Он привел меня в маленькую тесную каморку без окон, где стоял сундук .
     «Ты — слак?- спросил трактирщик. — Сгаллен сказал: что тебя зовут Кобылка.» Что означает «слак» я тоже уже знал. Знал, что оно означает. Это означает: раб. Бродяга продал меня этому трактирщику...
     «Да, хозяин, — опустив глаза, ответил я. — Я - раб».
     «Кобылка мне не нравится, — сказал трактирщик. — Я буду называть тебя Петушком. Похож ты на Петушка». Он долго копался в сундуке, выбирая тряпье, потом швырнул мне дерюжный мешок. «Прорежь дырки для головы и рук, вот тебе и одежда», — сказал он.
     Моего нового хозяина звали Барус. Он владел этим трактиром и постоялым двором. Кроме него в этом доме жила его семья — жена (та дородная женщина, что встретила нас с бродягой на заднем дворе), старшая дочь — тридцатилетняя некрасивая Анька, младшая дочь — моя ровесница Ксанна, а также служанка Олиска и конюх Арген.
     Когда я оделся в мешковину и подпоясался веревкой, Барус позвал Олиску и сказал ей, чтобы она показала мне все, покормила («Только не очень-то! — сказал хозяин. — Разоришься тут на вашем прокорме!») и отвела к Аргену. «Пусть на конюшне пока помогает», — сказал Барус.
     Олиска кивнула, мотнула мне головой, мол, пошли и пошла впереди. Я поплелся следом. Мы прошли через двор и подошли к конюшне. У входа в конюшню Олиска остановилась, оглянулась, подошла вплотную ко мне и, глядя мне в глаза, полезла пухлой ладошкой под подол моего одеяния. Ее пальцы быстро нащупали то, что она искала. Олиска принялась гладить и щупать мои яички и мой член, который напрягся и распрямился. Я попытался отстраниться, но Олиска нахмурила бровки и сказала: «Стоять, раб». Я замер. «Ой, что там у нас есть...,- протянула Олиска. — Тебе ведь хочется, а? Хочется, раб? Хочешь меня трахнуть, раб?» «Я... я, кушать хочу», — выдавил я из себя. «Будешь хорошим рабом, будешь кушать...»- Олиска продолжала гладить мой член, прижимаясь ко мне всем телом.
     Она была толстушкой, эта Олиска и одета была в простую холщовую рубаху и юбку и грудь ее была очень большой.
     «Эй, девка, — неожиданно раздался хриплый голос, — ты, это, перестань, давай, это.» Из конюшни вышел горбатый мужичок. Это и был Арген. «А что, я ничего», — сказала Олиска, но отпрянула от меня. -« Раба, вот тебе привела. Хозяин сказал, чтоб он тебе помогал». «Ну, это привела и привела, — ответил Арген. — чего, это, лезть, это». «Так он сам хочет, — сказала Олиска. — Он, может, слаще козы никого не трахал». «А ты, это, слаще козы, что ли? — ухмыльнулся Арген. — Иди, это, давай. А ты, это, — сказал он мне, — заходи, это». «Хозяин сказал, чтоб его покормить еще», — сказала Олиска. «Иди, это, я сам покормлю».
     Давно я уже так не ел. Так много и так вкусно. Конюх дал мне полную миску каши и много хлеба. Ложку, правда, не дал, сказал, что рабам не положено. Но я и без ложки съел все, вылизал миску дочиста.
     Так началась моя жизнь в качестве раба на постоялом дворе. Ночевал я в конюшне, на охапке сена. Кормился вместе со всеми. Но только один раз в день, вечером — я приходил на кухню и хозяйка насыпала мне миску каши, давала хлеб, я садился в уголок и все съедал. А по утрам меня будил Арген, обычно он пинал меня под ребра — сильно, если был зол и невыспавшийся, легонько, если был добр и я начинал работать. Обязанности мои были не так,чтобы очень легки — на меня возложили всю самую грязную и тяжелую работу. Я чистил коней постояльцев, вывозил за ними навоз, таскал воду, стирал хозяйское белье и одежду и делал все прочее, подобное. Однако жаловаться мне было не на что. По крайней мере, ни Арген, ни даже хозяин меня не трахали. А зачем? Олиска была безотказна.
     Однажды я выгребал из конюшни навоз, из задних дверей вышла хозяйка и крикнула: «Эй, Петушок! Ну-ка найди Олиску!» Я отложил грабли в сторону и пошел к дровяному сараю — я видел, что Олиска пошла туда. Зайдя в сарай, первое, что я услышал — это было пыхтение Баруса и постанывание Олиски. Подойдя ближе я увидел, что Олиска стоит лицом к стене, упершись в стену руками, что юбка ее задрана, а пьяный хозяин трахает ее. Олиска повернула ко мне раскрасневшееся лицо, Барус тоже заметил меня, но ни он, ни она не остановились до тех пор, пока Барус не кончил. «Чего тебе?»- спросил хозяин, натягивая штаны. «Хозяйка Олиску искала, хозяин», — ответил я. «А, ну-ну», — сказал Барус. Олиска уже одернула юбку и пошла к хозяйке. То, что я наблюдал за ними их нисколько не смутило. Ведь я был — раб, слак, вещь...
     Вся моя жизнь проходила на заднем дворе. Барус держал трактир и был здесь самым главным. Его жена хозяйничала на кухне, где ей помогала Ксанна. Анька стояла за стойкой трактира, а Олиска обслуживала посетителей и постояльцев. Мне входить в дом было строго запрещено. Только, как я уже сказал, затем, чтобы поужинать на кухне. Да и в самом деле — я был ужасно грязен и мои босые ноги постоянно были в конском навозе... Я-то к этому запаху уже привык, но вот хозяйка считала, что мой запах не понравится постояльцам.
     После того раза Олиска больше ко мне не приставала, хотя не упускала случая ущипнуть меня за ягодицу или задрать у меня на глазах юбку, демонстрируя свою здоровую задницу (белья она категорически не признавала). Впрочем, свои естественные надобности она тоже справляла, нимало не смущаясь меня.
     Спокойно я прожил примерно месяц. Если, конечно, это можно назвать спокойно... Наверное, можно. Мой статус определился, я был рабом. Правда, мне до сих пор было непонятно, как я сюда попал, что это за место. Но я приспособился. Я ухаживал за лошадьми постояльцев, делал всю работу, научился не обращать внимания на Олискины щипки, научился не вызывать раздражения Ксанны (эта девчонка, похоже испытывала наслаждение от того, что помыкала мной и громко кричала и хлестала меня по щекам, если я делал что-то из того, что ей не нравилось). Я очень быстро учился...
     Хозяйка относилась ко мне нормально — как к вещи. А вот Анька... Скоро я стал замечать на себе ее долгие взгляды. И взгляды эти были достаточно странными — в них было какое-то заискивание, какая-то просьба... Вообще, к Аньке в этой семье относились не очень хорошо, хотя она и была старшей. Дело в том, что Барус не был ей родным отцом, она родилась, когда Баруса на два года забирали на работы в графский замок...
     Да, месяц я прожил спокойно... А вот потом, в одну из ночей, когда все уже угомонились и я устроился поудобнее в своем углу конюшни, дверь в конюшню неожиданно раскрылась и я увидел в проеме две женские фигуры. «Эй, раб, ты где? — сказала Ксанна. — Ползи сюда, ублюдок!» Я торопливо вышел из своего угла и подошел к двери. Рядом с Ксанной, опустив глаза, стояла Анька.
     «Да, хозяйка», — сказал я. «Выеби ее, раб, — сказала Ксанна, указывая на Аньку, — выеби ее, как ты ебешь козу!» «Я..., — сказал я смущенно, — я не...» «Не бойся, раб, — Ксанна засмеялась, — она хочет этого, Анька у нас мазохистка, ей нравится, когда ее унижают.» Анька в это время полностью разделась и осталась совсем голой... Она опустилась на четвереньки и посмотрела на меня снизу вверх. «Выеби меня, раб, — сказала она, — выеби меня, Петушок, как шлюху, как дрянь, как козу или сучку» Она подползла ко мне на четвереньках и принялась целовать мои ноги, потом поставила мою ступню себе на голову. «Ну! — нетерпеливо прикрикнула Ксанна, — еби ее, раб!» «Я... я не умею, хозяйка, — пробормотал я, — я еще никогда...» «Ты еще никогда не ебался? — удивилась Ксанна, — врешь, раб!» Я стоял, потупив глаза. «Ну, тогда придется тебя поучить». Она подошла ко мне и сильно толкнула, потом положила руки на плечи и заставила лечь на спину. «Эй, скотина! — сказала Ксанна сестре, — соси у него!» А сама, задрав юбку, сняла трусики и села мне прямо на лицо. «Лижи, раб!» Я принялся лизать и сосать ее ТАМ, она елозила по мне и мое лицо покрывалось липкой, остропахнущей влагой. В то же самое время я чувствовал как Анька губами и языком ласкает мой член. «Я научу тебя ебаться, раб, ты будешь хорошо ебаться, — приговаривала Ксанна. Она встала. »Эй, скотина, иди с козлом своим лижись!« Анька покорно, не вставая с четверенек, подползла ко мне и начала целовать меня в губы... А Ксанна переместилась на ее место, села верхом, заправила в себя мой член и принялась подпрыгивать. Через несколько секунд волна наслаждения нахлынула на меня и я кончил... Ксанна еще некоторое время попробовала погарцевать на моем опавшем члене, потом громко фыркнула, встала. »Вставай, Анька, — сказала она сердито, — этот ублюдок обкончался". И она пнула меня в живот. Больно, я согнулся и застонал. Ксанна еще несколько раз пнула меня, Анька в это время оделась и они ушли...
     
     МЕНЯ ИМЕЮТ РАБЫ
     
     «Вставай, ублюдок!» Пинок под ребра разбудил меня — Арген с утра явно был не в духе. «Вставай, к нам гости пожаловали!» Я торопливо оправил свою мешковину и выбежал встречать... Таких гостей мне еще видеть не приходилось. До сих пор на постоялом дворе Баруса останавливались люди простые — купцы или просто путешественники... Теперь же во двор въезжала карета... Сопровождали ее три... всадницы, а правил каретой самый настоящий кучер — в черной бархатной ливрее. А на запятках кареты стояли два... Два раба. Они были полуголые, только на бедрах у них имелись узкие полоски ткани, и на лицах имелись маски. Карета остановилась, я взял под уздцы лошадей. Рабы спрыгнули с запяток кареты, опустились прямо в грязь перед её дверцами и один из них распахнул дверцы. И из кареты вышла высокая черноволосая женщина в длинном черном платье. За собой на цепи она вывела полуголого мужчину — толстого, наголо выбритого, но одетого все-таки вчерные кожаные штаны. Она вышла, осмотрелась. Рабы между тем продолжали стоять на коленях, а тот, которого вывели из кареты на цепи, стоял рядом с ней на четвереньках...
     «Рад вас приветствовать, уважаемая госпожа». — низко поклонившись сказал Барус (встречать гостей вышли все — и Анька, и Ксанна, и Олиска). «Моя гостиница — к вашим услугам». «Естественно, — холодно ответила женщина и, повернувшись к свои спутницам сказала — Мы здесь остановимся». Рабы тут же подбежали к всадницам и подставили свои спины для того, чтобы те спешились. «Так, человек, — продолжала женщина, — четыре комнаты для меня и моих подруг». «Слушаю, госпожа, — ответил Барус, — а для вашего кучера?» Женщина рассмеялась коротким негромким смешком. «Это мой муж, он будет ночевать у меня». «Слушаю, госпожа — Барус опять поклонился, — еще чего-нибудь изволите?» В это время я и Арген разнуздывали лошадей кареты. Кучер просто стоял в стороне... Зато тот раб, которого женщина держала на цепи, постянно оглядывался, будто что-то искал и тихонько поскуливал... «Застоялся, маленький, — сказала женщина и спросила Баруса — у тебя есть раб для развлечений?» При этих словах раб на цепочке навострил уши и с интересом посмотрел на Баруса. «Нет, госпожа», — растерянно пробормотал мой хозяин. «Ну и дыра!» — воскликнула одна из спутниц женщины, а раб зарычал и тут же жалобно посмотрел на свою хозяйку... «Нету здесь развлечений, малыш, — сказала женщина и продолжила, обращаясь к хозяину. — Так придумай что-нибудь! Видишь. Мой маленький застоялся!» «Есть! — радостно закричал Барус, — есть у меня раб. Зовут Петушок!» И указал прямо на меня. Я замер в ожидании... «Этот? — с сомнением сказала женщина. — Наверное, вшивый?» Но «маленький» уже нетерпеливо дергал тазом. «Ну, ладно, — сказала женщина. — Иди, возьми его. Только осторожнее!» И отпустила цепочку. Раб вскочил на ноги и вприпрыжку подбежал ко мне, цепь волочилась за ним по земле... Я не успел сделать ни шагу, как он схватил меня за руки, рывком повернул к себе спиной, толкнул так, что я упал на четвереньки, задрал подол моей одежды...
     «Потом привяжешь его возле входа, — сказала женщина Барусу, проходя мимо нас. И в этот момент я опять ощутил почти забытую боль в попе. Меня опять трахали! Я закричал, однако никто не обратил на это внимания. Раб трахал меня, а все вокруг занимались своими делами, как будто здесь во дворе две собачки любились! Но я же — человек! Я попытался вырваться, но он был силен и трахал меня, трахал... Без единого слова, только изредка рыча. Я кричал и стонал, но скоро боль исчезла и даже появилось... Появилось ощущение какого-то удовольствия — мои стоны боли постепенно превращались в стоны наслаждения... Я повернул голову и поймал на себе взгляд Аньки, она пристально смотрела на нас, облизывая губы. »Эй, Анька, — крикнула от дверей Ксанна, — иди обслуживай гостей!« Анька вздрогнула, бросила на нас последний взгляд и пошла внутрь дома. А раб продолжал меня трахать. Наконец, он сделал последнее движение и отпустил меня. Я упал ничком на землю, совершенно обессиленный. К нам подошла Ксанна, взяла за цепь раба и повела его к входу. А меня пнула и сказала: »Чего разлегся, Петушок? Иди работать!" Раб покорно пошел за Ксанной, не вставая с четверенек. А я встал, оправил свою мешковину и поплелся в конюшню.
     Меня переполняло возмущение: меня только что оттрахали, как самую последнюю скотину. Как животное, на глазах у всех меня оттрахал рычащий раб на ошейнике. Когда меня изнасиловали в карете, когда меня имел бродяга — все было не так, меня имели, но я существовал как человек. А сейчас меня оттрахали, как собаку и никому не было дела до того, что я думаю и чувствую, меня оттрахали и все — иди работай!
     Я чистил щеткой лошадей и, закусив губы, плакал. От боли и унижения. До сих пор мое положение казалось мне каким-то страшным сном, а теперь мне воочию доказали, что я — раб, вещь, я — ничто....
     «Эй, раб — раздалось от дверей, — ты где?» Я вышел из стойла. У дверей конюшни стояли те два раба. Они по-прежнему были в масках. «Иди сюда, раб»- сказал один из них и я не понял, кто. Я подошел к ним. «Как он воняет!- сказал один, — и какой он грязный! Его только Цепному и трахать». «Другого-то нет, Грызун, — возразил другой и снова обратился ко мне, — Тебя часто трахают?» «Нет», — коротко ответил я. Я был возмущен — сами рабы, а разговаривают со мной, как будто господа! «Значит, не заразный, — сказал раб и снова обратился к другому, — ну, что, Грызун?» «Ладно, — ответил Грызун, — только не здесь, Шиш. Воняет больно» «Ладно, — согласился Шиш и обратился ко мне, — пошли во двор, раб.»
     «Не хочу, — сказал я, -Не хочу и все.» И повернулся, чтобы идти в глубь конюшни. Далеко уйти я не успел, они набросились на меня сзади, повалили, несколько раз я получил по лицу. «Он еще спорить будет, грязный раб!- сказал кто-то из них, — шлюшка вонючая!» Они были гораздо сильнее меня — взрослые, мускулистые. Один взял меня за ноги, другой — за руки и они выволокли меня во двор, оттащили к сараю. Я пытался вырваться, но у меня ничего не получалось. Пощечина! Еще пощечина! «Не дергайся, тварь!» Я перестал сопротивляться. Я лег на спину, раздвинул ноги. Грызун заставил меня подогнуть колени и вонзил член в мой зад... А Шиш сел мне на грудь и вогнал член в мой рот... Я закрыл глаза и позволил делать со мной то, что они хотят. Они валяли меня как тряпичную куклу. То ставили на четвереньки, то опять опрокидывали на спину... Их руки мяли мою грудь, мои ягодицы, щипали мои бедра... Первым кончил Грызун, его сперма залила мне все лицо.... Шиш еще некоторое время терзал мою попу, потом вынул из меня свой аппарат и тоже кончил, мне на ягодицы... Несмотря на боль во всем теле, я сразу же поднялся на ноги — я помнил, что сказала Ксанна... И я знал, что если я еще раз позволю себе... Что она изобьет меня...
     Да, я не человек, я раб... И меня только что как раба отымели... И я должен себя вести, как будто ничего не случилось... Не мою задницу трахали, дырку в доске, не мой рот, а дырку в доске... Меня оттрахали рабы...
     Оба раба, тоже утомившиеся, сидели сейчас в расслабленных позах, тяжело дыша. До этого дня у меня не было опыта общения с рабами, с такими же как я вещами, принадлежавшими кому-нибудь... В Барвизе было немного богачей, самым богатым считался мой хозяин и только он мог позволить себе держать раба. И вот я познакомился с себе подобными... И они трахнули меня... Потому что я — еще ниже них...
     - А он ничего, — чуть отдышавшись сказал Грызун, — его бы чуть приодеть, да помыть...
     - Ну да, — согласился Шиш, — только в этой дыре кому он нужен?
     - Эй, твари! — на пороге гостиницы появилась одна из женщин, приехавших на лошадях. — Чего разлеглись?
     Рабы резко вскочили и на четвереньках побежали к женщине. Я пошел в конюшню...
     Весь день я занимался обычной работой и больше ничего не видел. Но когда я пришел на ужин , то обнаружил, что на кухне нет никого кроме Аньки... «А где все?» — глупо спросил я. «Гостей обслуживают, — хихикнула Анька. — А еще говорят, что тебя нужно сделать рабом для наслаждений. Будешь ходить в платье и услаждать гостей». «А чё, сама-то не можешь? — буркнул я. Я был раздражен, меня сегодня оттрахали рабы... К тому же я помнил, что тогда в конюшне говорила Ксанна.... И в самом деле, почему и нет? Ведь она сама этого хочет.... Значит, меня вряд ли накажут... »Мне нельзя, — вздохнула Анька, — я хозяйская падчерица...« »Тогда я оттрахаю тебя!!"- сказал я. Подошел к ней и грубо, как Олиска хватала меня, ущипнул Аньку за грудь. Она замерла. Тогда я прижал ее к стене и поцеловал в губы.
      Она не сопротивлялась и ответила на мой поцелуй, потом сама задрала подол платья, спустила трусики и повернулась ко мне спиной.. «Еби меня, раб, еби...»- прошептала она, схватила меня горячей ладошкой за член и ввела его в себя... И начала энергично дергать задом, быстро... «Еби меня, раб, еби....»- повторяла она задыхающимся шепотом... И я начал ее трахать, быстрее и быстрее...Мне это доставляло удовольствие, это действительно было приятно, я чувствовал, как к кончику моего члена подкатывает наслаждение... Но в тот момент, когда извержение началось, удар хлыста ожег мой зад. И удары посыпались резко, часто, больно — на зад, на спину, на голову. Я закричал, оторвался от Аньки... Рядом с нами стояла разьяренная...одна из приехавших сегодня амазонок. С хлыстом в руке. Она не прекратила избивать меня, когда я упал на пол, прикрывая руками голову, но схватила за волосы Аньку, не успевшую даже поправить подол и хлестала нас обоих. «Ублюдок! — кричала она, — как ты смеешь, раб трахать женщину! А ты, проститутка, как ты смеешь давать рабу!» И хлестала. Я тщетно прикрывался руками. Анька рядом со мной выла и пыталась схватить амазонку за ноги, что-то крича про то, что не виновата, что я ее насиловал и тем самым вызывала у амазонки еще большую ярость.
     Наконец избиение прекратилось. Я осторожно приоткрыл глаза и увидел, как из-за спины амазонки выглядывают едва ли не перепуганный Крокус. «Ты! — амазонка ткнула в Крокуса кончиком хлыста. Этот раб оттрахал свободную женщину, твою дочь. Его надо примерно наказать, чтобы он знал свое место!» «Да, госпожа! — испуганно ответил Крокус, я его сейчас....» «Нет, наказание ему определю я, — сказала амазонка. — Грызун! Шиш! Сюда!»
     Рабы появились немедленно.