Случай (Ялтинский свинг)

     
Надев армейскую панаму,
     Покрепче плавки натянув,
     Небрежно брошу...« Твою маму...»,
     И зеркала очков приткну.
     Я на пляжу! Отмякло сердце.
     Я на пляжу — волненье в кровь...
     Раскрыв колени, будто дверцы,
     Лежат мадамы, морща бровь.
     Шумна прибрежная витрина.
     Товар разложен невпопад...
     С красоткой рядом — образина,
     И уцененки жиром в ряд.
     Я на пляжу. Долой смущенье!
     Пришел купец, не просто так!
     О, ощущенье предвкушенья!
     О, муже-женский наш контакт!
     Ах, как стараются, кокетки,
     Чтоб личный «пестик опылить»,
     И, что матроны, что нимфетки, —
     Один прием, и та же прыть!
     Мой капитал в момент окинув,
     Уронят «вдруг» купальный верх,
     Бикини на ложбинку сдвинут,
     Бросая в дрожь, зовя на грех.
     Я ж, заприметив клин подбритый
     Красотки, лет так тридцати,
     Готов взорваться динамитом,
     О, крепость плавочек, спаси!
     Я на пляжу. Какая пытка!
     Жена взволнованно мурчит.
     Не лишена фигурка шика.
     Внимание самцов ей льстит.
     И приоткрыться — не умеет,
     Ну, что такого в ней нашли?!
     Она — от взглядов сладко млеет,
     А ты — на привязи лежи!
     Вон, та, молодка, — огневая!
     Слинять бы с ней «на пять минут»!
     " Гульнуть вдоль пляжа, дорогая,
     Не хочешь, что валяться тут?!"
     «Нет»! Сердце праздником ликует.
     Свободы воздух, как ты мил!
     «Нет» это значит, что могу я
     Размять молодку, что есть сил!
     
     
     Себя почти не узнавая,
     Так, будто был по жизни плут,
     Блондинку взглядом призываю,
     Она глазами... « Муж, мол, тут!».
     
     
     Грядет услада и победа.
     Одним лишь взглядом сговорясь,
     Она пришла за мною следом
     В кусты, от пляжа схоронясь.
     О, эти ялтинские пляжи,
     Где от аллеи, шаг ступи,
     В тени деревьев, вставших стражей,
     Кого захочется — люби!
     То — там, то — здесь смешок игривый.
     Тесно, однако ж, в Ялте днем!
     Пришлось искать, где можно было б,
     Осуществить удачный съем.
     
     Нет, если кто не паралитик,
     Не импотент, не идиот,
     Тому и здесь, как на Гаити,
     Кто ищет — тот и спит, потом!
     Давно мечтал иметь такую,
     Чтоб затянула, как насос,
     Сжимала, будто бы целуя,
     Под шелком кожи без волос!
     Летели райские минуты,
     Но, вот, красотка поднялась.
     С сука вспорхнула, птичка будто,
     Натешив плотью нашу страсть.
     
     
     О, эти ялтинские пляжи,
     Где от аллеи шаг ступи —
     Увидишь и познаешь, даже,
     Декамеронистой игры!
     То — там, то — здесь смешок игривый,
     То — там, то — здесь « ха-ха, хи-хи!»
     Вот паренек. Своей любимой
     Целует нежно лепестки.
     Она — с закушенной губою,
     Лицом счастливым замерла.
     Последний чмок, и — стон рекою,
     И «лихорадкой» бьет тела.
     Смущенный столь интимной лаской,
     Тепло гляжу на паренька,
     Его ж, шалава, — строит глазки,
     Увидев рядом мужика.
     И вспомнил я, как ту же сладость
     Дарил любимой прежде сам,
     Здесь, скрывшись в тень листвы богатой,
     Где сумрак мангров тешит дам.
     Все, сыт. На сердце тишь и благость.
     Бреду тропинкою назад,
     Всем нерешительным на зависть,
     Под неусыпный женин взгляд.
     Вдруг в необычности расклада
     Мне повстречались на пути
     Два молодца, как видно брата,
     А женский круп — всего один.
     Стоит боец причинно к небу.
     Длинен, аж зависть родилась...
     "Вот кто не думает о хлебе!
     И ест, и пьет, и дрыхнет всласть!".
     Второй ладонью треплет шорты.
     В улыбке — блеск голодных глаз,
     Когда на бивень брата твердый
     Девица телом подалась.
     Я рот открыл от удивленья —
     Так торопилась дама сесть,
     На что-нибудь, без промедленья,
     Что не взглянула, кто там есть!
     Она от сладости стонала,
     Осев на дюжий раритет,
     Минуток пять верхом скакала,
     Стремясь к победе из побед,
     А после — силы изменили.
     Ей, в сладкой пытке, сев на кол,
     В самозабвенье странно было
     Познать оргазм сквозь страсть и боль.
     
     В то время молодая пара,
     Как первобытная семья,
     Вкушает дьявольского дара,
     И не страшится ни черта!
     И, заглядевшийся на трио,
     Что привлекало, как магнит,
     Спускаясь, не шагнул, чуть было,
     Под куст, что их интим хранит.
     Мой взгляд, неверные листочки,
     К семейной тайне приобщив,
     Раскрыли до последней точки
     Сквозь вероломной тени щит...
     Подруга выгнулась пантерой
     И льнет, и стонет, как поет,
     Он — будто женщине неверной,
     В допросе, с силой груди мнет.
     Я отвернулся. Пусть играет
     Беспечной юности волна,
     Меня ж супруга ожидает,
     Я получил свое сполна!
     
     Неподалеку крутит диски
     Тот, откровенный, светлый мир
     И, запах жареной сосиски
     Струится сквозь шпалерность дыр.
     Там — голоса, здесь — полушепот.
     Там — радость солнцу, здесь — разврат.
     Ах, как хотел на эти тропы!
     Как стыдно! Как стремлюсь назад!
     Нет, все же очень интересно,
     Что носит в шортах старший брат.
     Вон, младший уступает место.
     Шагну-ка ближе, наугад.
     Так, погляжу одну минутку,
     И к благоверной побегу,
     А ночью вспомню, вроде в шутку,
     Про трио здесь, на берегу.
     Старшой меня тот час заметил
     И, усмехнувшись, снизошел.
     Он обнажил, какого в свете
     И в порнофильме б не нашел!
     Да, не с проста молва доносит,
     Что есть в народе «жеребцы»,
     И неприметно молот носят
     По женщин счастью кузнецы.
     Младшой подругу вновь целует.
     По опыту прошедших дней,
     (Таких узрит — «кина не будет»),
     Вот и порхает перед ней!
     Ракета поднялась для старта.
     От смазки — блеск. В висках — отсчет.
     Вновь дама сверху. Как Астарта,
     Любви богиня, их влечет!
     Вдруг понял сам, что так волнует,
     Чем трио так меня манит —
     У той, на старте, что целуют,
     С жены фигуркой сходен вид.
     И тут же волны вожделенья
     Объяли, к страху и стыду...
     Уж не маньяк ли, в самом деле —
     Представить в ней свою жену?!
     
     Да, я — прилежный обыватель,
     С женой фантазии мои,
     Но, что гигантский обтекатель
     Проникнет в плотные слои!...
     А вдруг второе «Я» открылось,
     В котором сладко увидать
     Жену, отдавшейся на милость,
     Как проститутку, шлюху, блядь?!
     От возбужденья задыхаться,
     Но самому другим отдать,
     Не помешав ей наслаждаться,
     И тихой ревностью страдать?
     Вдруг я опять собой не стану,
     И буду рыскать, словно зверь,
     Искать в аллеях, неустанно,
     С супругой сходной, как теперь?!
     
     Тем временем ушел со старта,
     Размером с конский племенной,
     Тот, что длиннее ростом брата,
     И с непомерной толщиной.
     Вовсю стараются ребята
     На ЭТО женщину одеть,
     Как я, к нетронутой, когда-то,
     Жене мечтал войти на треть.
     Младшой на плечи налегает,
     Подружке зажимают рот,
     Что кардинально помогает
     С округи не привлечь народ.
     Но даже скомканной рубахой
     Тот крик едва смогли заткнуть,
     А захрипевшая деваха,
     Уже пытается вспорхнуть.
     Потом упали плетью руки,
     Сама, обмякнув, наползла,
     И застонала в сладкой муке,
     Забыв себя, не помня зла.
     И было после, как обычно...
     С поправкой правда, на размер,
     Мадам дала вполне прилично,
     Трусливым девушкам пример.
     Я задохнулся от восторга
     Невероятность потрясла...
     И как же он вместился только!
     И так легко перенесла!
     А им — плевать на ротозеев!
     Они — покинули весь свет.
     За стоном стон восторгом зреет
     И упоенья слаще — нет!
     Я позавидовал их счастью,
     Какого сам не в силах дать.
     Лишь голод утолив, отчасти,
     Как бракодел, ни — дать, ни — взять!
     
     Все кончилось. И вновь округа
     Вернулась в красках, в пенье птиц.
     Встав неохотно, их подруга
     Застыла, ахнув, глядя ниц.
     Когда ж прошло оцепененье,
     С лицом, багровым от стыда,
     Рукою робкой измененья
     В себе открыла без труда.
     И, чтоб растерянность мгновенно
     Не переплавилась в испуг,
     Братья, похоже откровенно,
     Взялись за комплименты, вдруг.
     Она багрово покраснела,
     Так, будто был пока — пролог,
     Беря смущенно, неумело,
     Пол ста гринов за уголок.
     Они с улыбкой одевались,
     О новой встрече сговорясь,
     Шутили, весело смеялись,
     И я ушел, на них косясь.
     Когда ж в аллее оглянулся,
     Где солнца плотная стена...
     Под ручку с двух сторон берутся,
     А между них — моя жена!
     
     Померкли лица, море, солнце —
     В глазах сплошная темнота,
     Лишь смех любимой слышу — льется,
     Но — шум в ушах, но — дурнота.
     
     Жена диагноз утвердила...
     Обычный тепловой удар.
     Как хорошо, что я бродила,
     Оставив на потом загар!
     Она в глаза смотреть стеснялась,
     Играя верную жену,
     А сердце — молча разрывалось,
     Лишь вспоминал картину ту!
     Ах, если б сам не соблазнился,
     Оставшись рядышком с женой, —
     Но разве б ужас не случился?
     Нашелся б кто-нибудь иной!
     
     Ах, эти ялтинские пляжи —
     Опасность, горе и тоска.
     Я представлял, как дома ляжет,
     Сверкнув на мужа свысока.
     
     
     Как холодны у страха руки!
     Вдруг, снова, встретятся с женой,
     И обрекут... меня — на муки,
     Ее — на сладость в час ночной!
     Да так приучат, раз за разом,
     Быть наковальней кузнецов,
     Что не почувствует экстаза,
     Побыв со мной, в конце — концов!
     В конце — концов настанет время,
     Когда любовные дела
     Со мною — превратятся в бремя.
     Была супруга, да сплыла!
     От невеселых размышлений
     Отвлек лишь розовый мускат,
     Да поцелуй супруги хмельной,
     Ее стараньем и рогат.
     Когда прикончили бутылку,
     А из другой — вторую треть,
     Жену клонило к взглядам пылким,
     Меня — все выслушав, стерпеть.
     Волнуясь так, что голос дрогнул,
     Жена , почти что по слогам
     Сказала... "Я тебя немного
     Видала под одной из дам."
     Потом — тяжелое молчанье,
     Что душу резало, как стон,
     Мой вздох под видом оправданья.
     Красноречивым был и он.
     В кафешке музыка играла.
     Не танцевалось, не пилось.
     Жена свою вину признала,
     С которой выплеснула злость.
     Тогда я сам представил сцену,
     Как ей, обиженной до слез,
     Хотелось, чтобы за измену
     Во мне страданье разлилось.
     Так разлилось, чтоб затопило
     Душицы каждый уголок,
     Чтоб больше не повадно было
     Забиться с кем-то в закуток!
     Она не долго собиралась,
     Чтоб напрямик все рассказать...
     " За баксы с ними сторговалась,
     Тебя желая наказать.
     Тянула время, примерялась,
     Ждала смятенье увидать,
     Ведь я совсем не собиралась...
     Ведь ты не мог меня отдать!
     
     А ты, в испуге и сомненье,
     Смотрел сквозь сладостный восторг.
     Не ври — узнал, но на мученье
     Меня молчанием обрек!
     Я, милый, очень растерялась,
     Ведь не было пути назад!
     Толкнул, чтоб этим занималась —
     Ты сам, не став меня спасать!
     Испуг рождает возбужденье,
     Желанье — вызывает страсть.
     К чему мое сопротивленье?
     Раскрывшись, плоть уже — сдалась!
     Ты наслаждался, видя это —
     Как в благоверную жену
     Они вошли, по сантиметру,
     Перчатку будто натянув!
     А я тебя еще любила,
     Хотя и слезы в два ручья,
     Что больше не являюсь милой,
     Что всем доступна и ничья.
     Я ж, милый, для тебя старалась,
     Чтоб видел, как гигант войдет,
     Коль это доставляет сладость —
     Услышать, как жена ревет!
     В надежде, что мои страданья,
     Хотя б чуть — чуть, растопят лед,
     Я — отдалась на истязанье,
     Ты ж — упивался видя. Вот.
     В след боли разливалась радость,
     В ушах, оглохших... шум и звон,
     И я от счастья разрыдалась —
     С горячим всплеском стонет он.
     Потом просил, чтоб с ним осталась.
     В пикантной позе обнявшись,
     Вновь ощущала мощь и сладость,
     Оставив мужа, дом и жизнь...
     Я получила приглашенье
     Стать им супругой на двоих.
     У них... и — дом, и — сбереженья,
     И в виноградниках паи.
     Но я — к разбитому корыту,
     Сама не знаю почему.
     У мужа сердце льдом покрыто,
     Дай извращения ему!
     Устала. Постелю отдельно,
     А завтра утром все решим,
     Что говорить с маньяком хмельным,
     Который в мыслях — не грешим!"
     
     "Ну и катилась бы, блядища,
     С дырой кобыльей к жеребцам!
     Сама — глазами, так и рыщет,
     Стелясь здоровым молодцам!"
     Так хмель сыграл дурную шутку,
     Язык я поздно прикусил.
     Она ушла, в обиде жуткой,
     Я — водкой пищу заместил.
     
     Лежат два маленьких листочка —
     Надежы розовая нить.
     Быть продолженью, или точка?
     Есть дата Точке, и не ныть!
     Лежат два маленьких листочка —
     Билеты в поезд до Москвы,
     Два нежных, розовых цветочка,
     Которые так любишь ты!
     Но эти мысли тоже, тонут
     Со звоном горла о стакан.
     Никто не будет болью тронут.
     Им всем плевать... я — просто пьян.
     
     Ах, эти ялтинские пляжи!
     Жену здесь за руку держи!
     Так и шныряют взгляды вражьи,
     Желая тела — не души!
     Иначе — глазу не моргнется,
     На час на рынок отбежав,
     Вновь — наковаленкой вернется
     К тебе вернейшая жена!
     И после станешь изумляться...
     Когда успели раздолбать?!
     Держи за руку женок, братцы,
     Чтоб ум вопросом не ломать!
     
     Ах, эти ялтинские пляжи!
     Но для меня они — пусты.
     Ни — лиц, ни — спин, ни — рук, ни -ляжек!
     Перед глазами — те кусты.
     В ушах — болезненные стоны,
     В уме — последние слова.
     И снова, суть в стакане тонет,
     И вновь, пустая голова.
     Лишь иногда блеснет надеждой,
     Многоголосая толпа,
     Мелькнув похожею одеждой,
     Но тут же давит, как клопа.
     Но тут же в сердце вколет ножик,
     Подставив мысли сей же миг,
     Про то, как милую уложат...
     Сосед-попутчик, проводник...
     Уже в вине попутан разум,
     И лишь надежда красит дни...
     Пусть эти двое, я согласен,
     Но дома ты ко мне вернись!
     
     
     Жена, вот счастье, воротилась!
     По истеченье двух недель.
     О том, что было — не делилась,
     Да я и думать не хотел!
     Мы обмолчали это, даже,
     Лишь согласившись, на потом,
     Что снова, ялтинские пляжи,
     Нас — не дождутся, уж пардон!
     
     Надев армейскую панаму,
     Рюкзак покруче подтянув,
     Я бросил Ялте... «Твою маму...»,
     Не обернувшись, не взглянув.
     
     30.04.02.