Мой дядя... и т.д.

     (до 40-ка не рекомендуется"
     30 июня 2001, 12:30-13:50, t=33 oC
     (Показания табло на
     пьяцца Чинечита в Риме)
     
Я вновь пишу о жизни матом,
     Забыв приличия и стыд,
     Слова мои — не дипломатам,
     А всем, изведавшим прожить...
     Мой дядя был с причудой, право,
     Хотя е#ать ещё он мог,
     Но выбрал лучшую забаву —
     Сок спермы брызгал в потолок.
     За этим славным развлеченьем
     Его я часто заставал
     И любовался с восхищеньем,
     Как он до люстры доставал.
     Струя взлетала, как из пушки,
     Сноп брызг искрился на свету,
     И сладострастная игрушка
     В руке дрожала, вся в поту.
     Потом мгновенья расслабленья...
     И новый залп взлетает вверх,
     И в это миг самозабвенья
     Мой дядя плачет, пряча смех...
     Рука его дрожит сильнее,
     И пламенеет страстный взор:
     "Ты видишь, милый друг Евгений,
     Какой рисую я узор?"
     Я пригляделся, в самом деле,
     На потолке расцвёл пейзаж,
     А там такое беспределье...
     Меня аж бросило в мандраж.
     Я дяде высказал сомненья —
     Прилично ль членом рисовать,
     Ведь от такого напряженья
     Ты импотентом можешь стать?
     Старик в ответ лишь усмехнулся:
     "А что ещё осталось мне?
     Я перед каждой шлюхой гнулся,
     А вот сейчас я на спине
     Лежу, спокойно наслаждаясь,
     Высоких струй гляжу полёт...
     Не бойся, друг, не утруждаюсь,
     Рука крепка и х#й встаёт.
     Зато отсутствует волненье,
     Никто не требует «ещё!...»
     И не грызут потом сомненья:
     А вправду ль ей так хорошо?
     
     Никто не ноет " ах, отстаньте,
     Мол, мне давно уж надо спать...",
     Твои цепляя бриллианты,
     Когда с другим идёт в кровать"
     И ты уже не нужен мужем,
     А только денежный мешок,
     И в лучшем случае послужишь
     Подушкой тёплой между ног.
     И что же делать в осень жизни?
     Всё бросить, всех послав к чертям,
     Уединиться, иль напыжась,
     Платить зачуханным б#ядям?
     Я шёл за ходом его мыслей,
     Вполуха слушая маразм,
     И размышлял о бренной жизни,
     Поправя дядюшке матрац.
     Хотя и бред нёс сивый мерин,
     Но доля истины в том есть —
     Короткий срок нам всем отмерен,
     И старость х#ем не отместь.
     Едва она плеча коснётся,
     Нас жжёт мучительный вопрос:
     Когда ж п#здец твой подкрадётся,
     И сколь ещё подаришь роз?
     Пройдут чудесные мгновенья
     Лобзаний искренних, и ложь
     Ты ощутишь в прикосновеньях,
     Признав — былого не вернёшь...
     И если та, кому стихами
     Не смог ты сердце разбудить,
     Во сне вздыхает о «Ван Дамме» —
     О ней не надобно грустить.
     Устав от женщин и веселий,
     Порою хочется забыть
     Те сладострастные мгновенья,
     Которых ради стоит жить.
     И даже, что казалось чудом
     С годами блекнет навсегда,
     И просыпаемся вдруг утром —
     А где же милые глаза?
     И сам не раз я ошибался,
     Ложь принимая за обман,
     На добрый взгляд я покупался
     И раздувал любви дурман.
     Но опьяненье проходило
     И растворялось, как туман,
     Но снова счастье приходило,
     И забывал я про капкан,
     Который сам себе же ставил,
     В душе держа свой идеал.
     Его черты, как грим добавив,
     Я слеп и вёл на пьедестал.
     Но макияж тускнел и блекнул,
     И лишь тогда я понимал,
     Что встретил отблеск неприметный
     Того, что в грёзах рисовал.
     Но все они не виноваты,
     Ведь с каждой было хорошо...
     А написал сейчас я матом,
     Поскольку жаль, что всё прошло...