Груня

Небольшая, стоящая на пригорке деревенька, с протекающей неподалеку речкой Донец это моя родина.
До семи лет я рос на цельном молоке и натуральных продуктах, рос в большой семье, все ютились в одном доме. Летние дни проводили на речке, загорая до черноты, зимой с деревенскими ребятами катались по крутым склонам Донца.
Младшая из моих теток Груня старше меня на шестнадцать лет. Когда мне было почти два года, маму увезли рожать второго ребенка, а я был оставлен на попечение Груни и сестры Александры. Она дочь старшей тети и ей тогда было четырнадцать лет. Ухаживали за мной девочки не очень умело, но старательно. Вечером, когда наступала пора купания, непривычные мне женские руки намыливали моё тело,, плескали водой, гладили меня, что не оставляло меня равнодушным. Мой стрючок вздымался и это вызывало удивление и смех у девушек. С улыбкой Груня говорила, что если в этом возрасте уже реагирую на женщин, то вырастет и задаст девкам жару!
Знала бы, насколько пророческими окажутся её слова..
Мне уже тринадцать, мы давно живем в городе, но каждое лето мы с братом проводим в родной деревне, пропадая на Донце и помогая взрослым по хозяйству.
Груня неудачно побывала замужем, что то уних не сложилось и она растила сына, ей помогали в этом родные. Ей почти тридцать, но в деревне мужиков не много, да и каждый шаг на виду. Интуитивно я чувствовал, что она изнывает без мужской ласки и меня не по детски влекло к ней, будоражило воображение.
Однажды в солнцепёк, когда от жары все замирает и прячется в тень, я вошел со двора в дом, окна которого были закрыты ставнями для прохлады. С яркого света , пробираясь осторожно на ощупь, мягко ступая, я прошел в дальнюю комнату и почувствовав под ногами расстеленное на полу ватное одеяло, прилег на него. И только тогда услышал тихое дыхание. Глаза постепенно привыкли к полумраку, в щели ставень пробивались лучики света. Повернув голову вправо, я чуть не вскрикнул от неожиданности!
Рядом с моим лицом белели роскошные бедра взрослой женщины!
Груня спала на боку, подогнув колени. Выгоревший на солнце ситцевый халатик сбившись не прикрывал её ягодицы, а на ней не было трусов! Вблизи моего лица темнела её ложбина, просвечивая сквозь волосы словно персик. Это было неожиданно и ошеломительно для меня.
Сердце гулко забухало в груди, во рту пересохло от волнения. Затаив дыхание, я стал рассматривать Груню, напрягая зрение. Мне был виден каждый волосок на губах её влагалища, за промежностью открывалось оверстие заднего прохода, совсем безволосое, темное, нежно сморщенное. Теперь её бёдра казались ярко белыми и огромными, нокак магнитом притягивала темнеющая щель. Боясь дышать, я приблизил лицо, почти касаясь носом волос и втянул воздух. Её вагина издавала едва уловимый сенно — пряный запах и, как мне показалось, чуточку младенцем.
Медленно, боясь издать малейший звук, я отпрянул от Груни, встал и тихонечко вышел из дома.Прижимая к животу вздыбленный член, я пробрался в сенник и достав его из шорт, стал рукой медленно водить по нему, опять, как наяву представляя увиденное: сдвоенные губы,каждый волосок, манящую щель, нежную кожу её ануса и волшебный запах. Мой оргазм был яркий, сотрясающий всё тело, потом слабость и острое сожаление, что быстро ушел,не успев насладиться увиденным.
Первый раз в своей жизни я так близко увидел то, что все женщины так тщательно скрывают от посторонних глаз, а я рассмотрел в таких подробностях! Мне казалось, что с моим подростковым членом невозможно удовлетворить взрослую женщину. Успокаивал себя тем, что Груня рожала, и сравнивая свой размер с увиденными у сверстников, понимал, что у меня не самый маленький!
В мечтаниях представлял, как своим напрягшимся членом раздвигаю губки Груниного влагалища и это опять возбуждало!
Прошло несколько дней и у меня созрел план, как привлечь её внимание к себе, как дать ей понять, что я уже не маленький и уже могу.
Иногда вечерами Груня уходила в сельский клуб на вечерний сеанс, возвращалась всегда одна, после одиннадцати. Мы с братом спали в дальней комнате, он на диване, я на кровати у окна. Придя из клуба, она входила в комнату, включала свет и открыв дверцу шкафа, которая скрывала её, переодевалась, вешая одежду на плечики. Набегавшись за день, мы крепко спали и включенный свет нас не беспокоил, хотя сквозь сон я иногда слышал скрип дверцы и её шаги.
В очередной раз я с волнением поджидал Груню, вспоминая её прелести.Отбросив простынь, и отодвинув в сторону трусы, оголил напряженный член и делал вид крепко спящего. И вот, время настало. Послышались Грунины шаги, отворилась дверь и она вошла. Включив свет и увидев меня во всей «красе», она на несколько секунд замерла, но, поняв, что я сплю, стала переодеваться, но делала это дольше обычного, видимо поглядывая в мою сторону. Мне стоило не малых трудов , как можно естественнее изображать крепко спящего. Затем послышался щелчок выключателя и комната погрузилась в темноту. Я услышал приближающиеся шаги и низ живота заныл в сладостном предвкушении.Чуть приоткрыв веки, я увидел стоящую надо мною тетю, она помедлив взяла простынь и накрыла меня, слегка коснушись члена, на что он судорожно подернулся. Мне показалось в темноте, или так и было на самом деле,но она улыбнулась! Неужели Груня раскусила мою хитрость и её случайное прикосновение было не случайным?
Прошло одиннадцать лет. Я был женат и жил в большом городе. Груня вторично вышла замуж и тоже уехала из нашей деревни.
Как то летом я получил телеграмму. Груня сообщала, что будет проездом в нашем городе и просила встретить её на вокзале.
Жена Ирина, жизнь с которой у нас не ладилась, уехала на лето с дочкой в летний детский сад от её работы. Раз в неделю я навещал их и чувствовал себя немного холостым.
В день приезда, я встретил Груню на вокзале и сев в троллейбус покатили ко мне домой. Не виделись мы с тетей года четыре. Для своего возраста она хорошо сохранилась. Внешне она напоминает прибалтийскую актрису Лилю Озолине, только у Груни темно шатеновые волосы и светло — серые глаза. Носик у неё более тонкий и прямой, что придает её внешности строгость, но благодаря полненьким губкам, её смягчает.
С возрастом её бедра более округлились, но её это не портило, руки и грудь стали более полными, но при этом талия сохранилась.Плечи остались хрупкими и по — женски беззащитными, крепкие икры ног к щиколоткам сужались, это придавало внешнюю лёгкость и отдаляло её от крестьянского типа. работая в колхозе бухгалтером, она не была изуродована тяжким трудом, её ладони, всегда ухоженные имели приятную шелковистость.
Одетая в облегающую кофточку, она привлекала мужское внимание и я видел заинтересованные взгляды в её сторону. Их замечала и Груня, но подчеркнуто игнорировала, демонстративно держа меня под руку и всецело отдаваясь беседе со мной.
Мне было лестно: наша порода, пусть завидуют!
Она расспрашивала о нашей жизни, узнав, что Ирина на лето уехала с дочкой, огорчилась, что не увидит малышку и возмутилась : негоже оставлять мужа одного! Обрадовалась тому, что мне на работу только послезавтра, билет на завтрашний вечерний поезд, я смогу её проводить. Поведала о своей жизни, в основном о сыне, о работе и только вскользь о муже.
Уже у дома зашли в магазин и я накупил продуктов, в холодильнике по — холостяцки было пусто. Из вин приличнее всего был крымский херес.
Дома, как хозяин я принялся готовить, а Груня, осмотрев квартиру, похвалив за ремонт, сделанный накануне своими руками, удалилась в душ, смыть дорожную усталость.
К её появлению, на столе был нарезан сыр,помидоры, зелень, по бокалам разлит херес, а на плите шкварчала курица, источая аромат чеснока и специй. Груня в махровом халате, с полотенцем на голове прошла на место у окна, и спросив, можно ли ей так посидеть, имея ввиду свой наряд,получила предложение чувствовать себя по домашнему.
Мы выпили за встречу,и тетушка с заметным аппетитом стала поедать сыр с помидорами и зеленью. Незаметно, в разговорах о делах, о родственниках, мы допили херес и неловкость нахождения в квартире вдвоем исчезла. Порозовев щечками, заблестев глазами, Груня убрала с головы полотенце и тряхнув волнистыми густыми волосами, стала пробовать курицу на готовность. Сначала она поправляла полу халата, потом перестала обращать на это внимание и я с интересом стал поглядывать в разрез.
Под курицу я принес приготовленный для особого случая хороший коньячек и разговоры стали более откровенными.
Сначала тетя осудила Ирину, что оставила меня одного — молодым нельзя разлучаться на долго! Я дал понять, что у нас не складывается и даже лучше отдохнуть друг от друга.
Она тоже посетовала, что второе замужество, потому что надо, одной надоело, но особых чувств не испытывает, хотя человек надёжный. Любила только первого, да на получилось у них. Имени её стеснялся!
— Вот ведь нарекли, всю жизнь маюсь!
Её пытались называть Агриппиной, но том всё равно — Груня. Хотела переименоваться в Анну, не прижилось, да и молодость уже прошла...
Грустные мысли, а более выпитое, увлажнили её глаза и она промакнула полой халата слезинку, оголив ножки и белые трусики. Стараясь уверить её в обратном, что не имя красит человека, а особенно такую женщину, как она, а душа и внешность, чем природа её не обидела, что она очень интересная женщина и я с детства выделял её среди других. Говорил я искренне, и признался, что как женщина она мне нравится.
Набравшись смелости, напомнил ей, как с Александрой они меня купали и как я реагировал на прикосновение её рук, как лет в двенадцать, она вдруг обратила внимание, что я стал выше её, что волосы, как и у её,
у меня волнистые, говорить я стал низким голосом и стал в общем взрослым.
Говоря об этом, я заметил, что она уже с интересом и без слёз слушает меня, сказал, что подростком, просто бредил ею. Видя, что она улыбается, решил идти дальше и рассказал, как случайно
увидел и рассмотрел её прелести.
Груня зарделась, даже кончики ушей стали пунцовыми. Призналась, что её тогда не хватало мужчины. Она помнит этот случай и проснувшись, не подала виду, пока я её рассматривал.
— А когда ты приблизил лицо и я почувствовала дыхание, у меня мурашки по коже! Если бы ты прикоснулся, не знаю, чем бы кончилось! Только и удержало, что мы родственники! — улыбаясь сказала тетя.
— Но и ты ведь тогда не спал?
-Когда ты вернулась из клуба?
— Ну да! Я ещё удивилась, каким ты стал взрослым!
Мне стало понятно, что под этими словами она подразумевает.
Говоря , Груня прикрыла лицо ладошкой,но улыбка, слегка смущенная, но более плутоватая сказала многое.
— Скажи, ка, тётушка, любимая, а когда ты накрывала меня простынкой , ты улыбалась, или мне показалось?
-Улыбалась, улыбалась, мне было понятно твое состояние, тебе в том возрасте было так же не легко, как и мне. Только родство между нами!
— Да, у нас к этому относятся с предубеждением, а на западе, в Европе, во Франции или Швеции на это смотрят проще, хотя и не поощряется. Случаются связи : брат — сестра, дядя — племянница, тетя — племянник.
-Так! Прекращаем разговоры, а то и до греха недалеко!
— Подожди, я не договорил. По — моему, между родственниками это особенно доверительно. К страсти примешивается кровная любовь, поэтому это , как любить частичку самого себя! А если кто то молод и неопытен, то обучить хорошим манерам это дело чести!
слушая меня, тётя смотрела задумчиво и внимательно, но во взгляде не было ни противления ни осуждения.
-Ладно, уже поздно, пора спать, юный «француз»! — Встав из за стола и собирая посуду, сказала Груня.
— Ты МНЕ где постелишь?- Выделив «мне», спросила Груня.
— В дальней комнате, там удобнее. — Уловив изменение её настроения, ответил я.
С сожалением оглядев её фигуру, скрываемую халатом,, ложбинку груди, в вырезе, я ушел в дальнюю комнату стелить постель. Её на широкой в спальне, себе в проходной комнате на диване.
Закончив уборку и умывшись, Груня проходя в комнату, пожелала мне спокойной ночи, легко потрепав мои волосы.
Я направился в душ. На сушилке висели её выстиранные кружевные трусики, как будто издеваясь. Прижав к лицу, я втянул воздух в себя, но кроме запаха мыла и свежести ничего не ощутил.
Помывшись и побрившись (..а вдруг?) я вошел в комнату и увидел плотно прикрытую дверь. Без всякой надежды, даже без малейшей щелочки! Со вздохом разочарования я улегся на диван, прислушиваясь к звукам в соседней комнате. Вспомнил упавшую полу халата, манящий вырез, ослепительно белые трусики, её бархатистую кожу, откровенные разговоры, сблизившие нас.
Уже в полудреме услышал, что дверь отворилась и Груня в сорочке проскользнула на кухню. Не включая свет она стала что то искать, потом что то уронила.
-Тебе помочь? — спросил я, войдя на кухню.
Здесь было значительно светлее, чем в зашторенных комнатах. Её тело явно просвечивалось сквозь тонкий шелк сорочки. Меня это возбудило и что бы член не торчал из модных тогда узких трусов, как мне показалось незаметно, я переложил его горизонтальнее. Но мое движение не ускользнуло от внимания тёти и она поспешно прикрыла рукой просвечивающие соски. Но чернеющий внизу живота треугольник меня возбуждал куда больше, особенно понимание того, что рядом, стоит протянуть руку, неприкрытая трусиками киска желанной женщины!
— Вот, попить захотелось, — смущенно произнесла Груня, косясь на мои трусы.
— Тебе налить минералки? — открывая дверцу холодильника спросил её, и тут же понял, что свет из него выявил мой вздыбленный член, а трусы не скрывали, а только едва прикрывали его.
Налив воду в стакан, я протянул его Груне.
-Холодная.
— Хочешь подогрею?
— Хорошо бы , но не сильно.
Набрав воду в рот, прижавшись к её губам, пустил струйку.
От неожиданности, Груня поперхнулась, часть воды пролилось на нас, намочив её сорочку и мой живот. Тетя закашлялась, слегка согнувшись и приобняв меня левой рукой.
— Я же говорила, глупая твоя жена, оставила тебя одного! — Вытирая ладошкой мою грудь, произнесла Груня тихим голосом. Проведя рукой по мокрому животу, как бы невзначай легко коснулась твердого члена.
Осмелев, целуя её шею, я пытался протиснуть свою ногу между её, прижимаясь к бедру членом. Он уже принял вертикальное положение и половина стержня с фиолетовой головкой торчала из трусов.
Тетя легко отстранила меня и глубоко вздохнув едва слышно, но твердо сказала : -Толя, иди спать! — Попивая воду маленькими глотками и задумчиво глядя на меня.
Постояв в нерешительности, я ушел, но миновав большую, прошел в спальню. Нажав на клавишу магнитолы, включил любимого Паппетти. Тихие звуки саксафона полились из колонок, а я лег поперек кровати, оставив ноги на полу. Лежа с закрытыми глазами, думал о том, что бы Груня не сказала, сделаю попытку сближения!
Было слышно, как в соседнюю комнату вошла тетя и словно раздумывая постояла там, а потом приблизилась ко мне. Так же как когда то, сквозь полуприкрытые веки, я увидел её улыбку, почувствовал бешенное сердцебиение.
Присев рядом, она провела своей бархотистой ладошкой по моему животу, проникнув под резинку трусов, несмело погладила слегка успокоившийся член. Приподнявшись, я стащил трусы и высвободившийся член шлепнул по животу. Осторожно, буквально двумя пальчиками Груня взявшись за член оголила головку. на что он с новой силой налился упругостью.
Поглаживая её по руке, по плечу я не принуждал её и не торопил. Словно в полусне она медленно наклонилась, я почувствовал на головке теплое дыхание и нежная влажность обволокла её.
Я не верил происходящему! Не прошло и двадцати лет, как мои юношеские грёзы воплощаются в реальность!
Но любопытство: а какая она? — превысило наслаждение.
Приподнявшись, я увлек её и положив на кровать рядом, стал страстно целовать её губы, ощущая через тонкий шелк сорочки её грудь с отвердевшими сосками, волнующий животик, упираясь в него членом.
— Толечка, племянничек, что мы делаем! — Задыхаясь шептала Груня.
— Не надо, уходи к себе!- Но я поцелуями закрыл её рот, поднимая её сорочку к шее, освобождая тяжелые груди.
Опускаясь поцелуями ниже, лаская её соски видел её запрокинутую в неге голову, закрыв глаза, она улыбалась, как бы с запоздалым сожалением о происходящем.