Это загадочное настроение

Ударили запоздавшие морозы. Крупные хлопья снега, лениво кружась, падали на голую, черную землю, покрывая белым, девственным ковром. Короткий декабрьский день переходил в сумерки, уступая место ужасно скучному вечеру. Скоро новый год, а настроение — нет, да и мама, что-то задерживается на работе,…наверное, отмечает наступающий праздник…
Лениво развалившись на диване, перелистываю страницы старого, ещё прошлого века, глянцевого эротического журнала, найденного среди хлама в антресоли. Стройные красавицы, с длинными ногами, налитыми силиконом грудью, соблазнительно выставив свои прелести, проплывали, провоцирую полет фантазии.
Рука опустилась к паху, скользнула под резинку спортивных штанов, играясь с вздыбленной плотью, усиливая прилив похотливого желания, унося в далёкую страну эротических грёз...
— «Эх,…такую бы бабу сейчас…», — промелькнуло в голове, и ещё крепче сжал нефритовый стержень, ускоряя движение рукой, представляя, что она, стоит, повернувшись спиной, наклоняясь чуть вперед, бесстыдно отставив пухленькую попку, разводя руками половинки упругих ягодиц, показывая такие соблазнительные дырочки.
— «Возьми меня,…я твоя… — шептали сладострастно ярко накрашенные губки. – Делай со мной, что хочешь,…я твоя шлюшка,…твоя и только твоя…»
Сморщенная коричневая розочка анальное отверстие, призывно влекла, вызывая непреодолимое желание коснуться, провести по ней рукой. Пальцы потянулись, наяву ощущая каждый лепесток этого чудного цветочка…
— «Ох,…как бы я её сейчас…»
Меня несло по волнам эротических грёз, в сладострастную страну, где шикарные женщины только и ждут любви и ласки, сгорая от желания принять в себя молодую, рвущуюся плоть…
— «Он даже мусор не вынес! – вывел из полузабытья громкий женский голос. – Целый день лежит на диване,… как его отец! Вырастит таким же…»
После развода и ухода отца к женщине, на много моложе его, мать словно подменили. Из тихой и покорной домохозяйки, она превратилась в злую тигрицу, готовую разорвать кого угодно, при малейшем поводе, постоянно оттачивая когти и отрабатывая новые, неизвестные ей раньше навыки на мне, срывая своё плохое настроение! И уже на протяжении длительного времени оно не улучшалось, и не предвиделось улучшение, вырабатывая у меня стойкий рефлекс ягнёнка.
— «Ну, и что ты сегодня делал? — резко открыв дверь в комнату, произнесла она, упираясь кулаками в крутые бедра. – Целый день лежишь,… яйца чешешь!»
— «Мама,… я…», — начал оправдываться, боясь встать, из-за бесстыдно вздыбленной плоти, чувствуя, что сегодня не самый удачный день.
— «А это что? — увидела она выглядывающий из-под дивана край журнала с обнаженной красоткой. – Всё на голых баб не насмотришься,… как твой отец!»
Она наклонилась, подняла его и, по закону подлости, сразу открыла на той странице, которую только что рассматривал, гневно сверкнув на меня глазами, хотя это была не самая пошлая фотография, были и намного хуже.
— «Ты где эту гадость взял? – заскрежетала зубами, с брезгливостью перелистывая страницы. — Что бы я этой дряни больше в доме не видела!»
Если бы она узнала, что это журнал отца, случайно найденный на антресоли, то не знаю, сколько секунд мне осталось бы жить. Промолчав, я закивал головой, соглашаясь с ней, изобразив на лице раскаяние.
Мне, конечно, и правда стало стыдно, что мама узнала, о моем интересе к сексу и в частности к такой литературе. От одной только мысли, что моё любопытство к голому женскому телу стало ей известно, мороз пробежал по коже, навалившись огромным чувством вины.
— «Быстро вынеси мусор и убери в квартире! И эту гадость,… чтобы больше не видела! Второй раз повторять не буду! — закричала, гневно смотря на меня, швыряя журнал на диван. – Я для тебя делаю всё, а взамен прошу хотя бы малейшего уважения ко мне! А ты…»
— «Мама,… сейчас всё сделаю…», — засуетился, стараясь её как-то успокоить, загладить вину, вскакивая с дивана.
Она резко повернулась и пошла в свою комнату. Широкие бедра, туго обтянутые черными эластичными брюками, закачались из стороны в сторону, полные ягодицы зашевелились, словно жернова, перемалывая что-то между собой, отзываясь в глубине животика, каким-то непонятным, неосознанным до конца чувством.
Первый раз, возможно из-за ещё не угасшего возбуждения, я взглянул на неё, как на объект тайного желания, подсознательно сравнивая с обнаженными красавицами, недавно проплывшими перед глазами.
В моём понятии, она была весьма симпатичной женщиной, несмотря на свой возраст. Сохранила стройную, правда, немножко полноватую фигуру, с крупной, увесистой грудью, узкой талией и довольно широкими бедрами.
Милое личико, с огромными карими глазами, длинными, в последнее время, постоянно накрашенными ресницами, обрамленное темно-каштановыми, чуть волнистыми волосами, так и просилось на холст художника, служа для меня идеалом женской красоты. Невозможно было поверить, что она может быть злой и грубой по отношению к кому-то, а я — так бояться её гнева!
Угасающая волна возбуждения колыхнулась внутри, остановив свой спад, сжала сердце и снова начала набирать новую силу. В голове пролетело видение её обнаженных ягодиц, манящей расщелины между ними…
Тяжело вздохнув, от неожиданно налетевшего чувства, быстро оделся и с полным мусорным ведром выскочил на улицу…
***
После ужина, я сидел в своей комнате, за письменным столом, механически водя карандашом по листку бумаги. Бессмысленные квадратики и смешные рожицы вдруг сменились обнаженной женской фигурой, до боли со знакомыми очертаниями. Дорисовав увесистую грудь, крупные соски, длинные, волнистые, почти до лопаток волосы, черный треугольник внизу живота, я как заправский художник посмотрел на своё творчество, держа листок на вытянутой руке.
— «Не дурна…, — оценивающе произнес, радуясь художественным способностям, чувствуя, как заныло внизу живота, приятно, что-то шевельнулось в паху. И тут же, одновременно, с донесшимся шумом льющейся воды, словно молния сверкнула мысль, — …фигурка,… как у мамы!»
Щемящее сжалось сердце, какое-то тайное, до конца не осознанное желание, заставило подняться, бросив своё художество и двинуться в направлении раздающегося шума:
— «Чайку что ли поставить? Мама скупается,… вместе попьём…»
Сумеречный свет освещал кухню из небольшого, запотевшего окошка вверху под потолком, соединяющего с ванной комнатой. Шум льющейся воды, заглушал тихий, неразборчивый голос, напевающей какую-то, неизвестную, старую песню, вызывая непреодолимое желание встать на стул, заглянуть в светящийся прямоугольник.
Поколебавшись в нерешительности, преодолевая страх, я подставил стул к стенке, встал на него и робко заглянул внутрь, борясь с противоречивыми чувствами и желаниями…
В пятидесяти сантиметрах от себя, я увидел голову, стоящей в ванне мамы, смывающую густую пену с волос, под упругими струйками воды, вырывающихся из душа. Сердце сжалось, сладострастно заныло.
Первый раз обнаженная женщина была совершенно рядом, разделяемая только тонким, чуть запотевшим стеклом. Пусть оно затуманивало её очертания, не позволяло разглядеть мелкие подробности, но сам факт, что я вижу что-то таинственное, запретное, ужасно будоражило, распыляло интерес.
Приподнявшись на носочках, мой взгляд скользнул по крупной, весящей под своей тяжестью груди, заставляя ещё сильнее прильнуть к стеклу, забывая об осторожности. Гениталии напряглись, наливаясь кровью, и рука скользнула под резинку спортивных брюк, ладонью обхватывая дрожащую от возбуждения плоть. Я не мог поверить, что это делаю, но сжатый кулак медленно задвигался, лаская твердый стержень!
— «Идиот!», — мелькнула мысль, но сразу же утонула в водовороте нахлынувших чувств, где смешались любопытство, страсть, похоть, интерес к познанию таинственного, запретного.
Ванная находилась рядом с окошком, уменьшая сектор обзора, заставляя подниматься всё выше на носочках и сильнее прижаться к стеклу, стараясь, как можно лучше рассмотреть обнаженное тело, где-то глубоко внутри ругая себя за желание видеть голой собственную мать. Но чем больше смотрел, тем страсть и похоть сильнее захватывали, подавляя ростки осуждения и стыда за совершаемое деяние, заставляя интенсивнее двигать сжатой ладонью.
Выключив воду, она взяла полотенце с вешалки и шагнула из ванны, став на кафельный пол, показывая тело с головы до ног. Смутное отражение черного треугольника внизу животика, в запотевшем зеркале, больно резануло глаза, перехватывая дыхание, окончательно затуманивая разум. Разве мог я сейчас спрыгнуть со стула и уйти? Нет, конечно, нет! Это было выше моих сил! Интересное и заманчивое видение открывалось передо мной!
Узенькие плечи, широкие бедра, подчеркиваемые осиной талией, большая, увесистая грудь, стройные ножки. Я даже не мог представить, что у неё такое прекрасное тело!
Быстрыми движениями она вытирала его, заставляя белоснежные булки, расширяющиеся к низу, со светло-коричневыми ореолами вокруг сосков, двигаться из стороны в сторону, не давая возможности, несмотря на риск быть обнаруженным, прервать наблюдение за ней. Какая-то глупая внутренняя уверенность, что запотевшее окно и разница в освещении не даст ей возможности обнаружить меня, укрепляла чувство безнаказанности. Да и зачем ей поднимать голову вверх? Не в общественной бане моется, а дома. Это там любопытные глаза смотрят в окна женского отделения!
Как специально, она повернулась спиной, наклонилась и начала вытирать ноги. Пухленькие ягодицы, с расщелиной между ними, чуть расширяющейся в районе анального отверстия, и уходящей куда-то между выпуклыми половыми губки, густо покрытые волосиками, привели в состояние восторга, сжали сладострастно сердце.
Глаза готовы были вылезти из орбит, стараясь рассмотреть, как можно лучше изумительные изгибы женского тела. Теперь у меня было полное представление голой матери сзади. Вид склонившейся вперед обнаженной женщины, выставившей аппетитную попку, совершенно лишил рассудка. Если бы в этот момент была возможность протереть запотевшее стекло, я бы протер, желая увидеть ещё чего-то большего, рассмотреть женские прелести в мельчайших подробностях.
Не разгибаясь, она собрала волосы вперед, обмотала полотенцем, и резко разогнулась, забрасывая их за спину, поворачиваясь к вешалке, с весящим на ней халатом. Я не ожидал этого движения, прижавшись лицом к стеклу, совершенно забыв об осторожности.
Она взвизгнула, вся сжалась, прикрывая руками грудь и поворачиваясь в мою сторону, но меня уже там не было…
Спрыгнув со стула, я молнией бросился в свою комнату. Возбуждение, так приятно ласкающее тело, словно бы и не было, сердце бешено колотилось, в голове мелькали проклятия в свой адрес. Большим идиотом я себя никогда не чувствовал!
Как страус, рухнул на диван, накрыв голову подушкой, стараясь оградить себя от происшедшего, дрожа от страха, слыша, как щелкнул замочек в двери ванной комнаты, раздались тяжелые шаги разъяренной матери в коридоре…
— «Дурак,…стул оставил… — пронеслось в голове, словно это была главная улика моего преступления, с силой от ужаса зажмуривая глаза. – Всё,… мне конец…»
Дверь медленно открылась, и в комнате вспыхнул яркий свет.
— «Что ты делал на кухне? – закричала мать. – Подсматривал за мной?»
— «Встань, мерзавец! Не претворяйся спящим! Что ты там делал?»
Я медленно поднялся, сел на краю дивана, не силах смотреть в глаза матери, уставившись на её ноги. Что я мог ответить? Ничего! Стыд и страх переполняли сердце. И без моих слов она прекрасно всё знала! Как я мог сделать такую глупость? Чувство позднего раскаяния разрывали душу, но прошлого не вернешь…
— «Ты был на кухне, когда я купалась? Ответь мне!»
Я даже не мог кивнуть головой, скованный стыдом, не позволявшим этого сделать.
— «Рассматриваешь картинки с голыми бабами, а потом подсматриваешь за мной? – распыляясь ещё больше, почти крича, произнесла она. – Как можно подсматривать за родной матерью? Ты что больной? Сексуально озабоченный? Мерзавец!»
Более низкого существа на земле не существовало, чем я! Ох, если бы земля расступилась, и я провалился, насколько бы мне стало легче! Надо было убежать из дома, скрыться где-нибудь у друзей или ночевать на лавочке в парке под завывающий вой метели. А лучше вообще, лечь на лавочку и замерзнуть! И нашли бы утром, чуть припорошенным снегом…
— «А, это Сережка, из двадцать пятого дома,…никчемный человек,…сексуальный извращенец,…даже за матерью подсматривал…, — произнес бы дворник, сметая метлой снег с остывшего тела, обращаясь к раннему прохожему, спешащему на работу. – Таких совершенно не жалко!»
И он в ответ одобрительно покачал бы головой:
— «Вы правы,… настоящий маньяк,…за родной матерью,… уму непостижимо,… негодяй,…извращенец,…как их земля носит…»
Всё бы на свете отдал, чтобы повернуть время вспять! Но прошлого не вернешь!
— «И давно ты за мной подсматриваешь? Хорошо рассмотрел? Нравиться смотреть на голую мать? – не унималась она, пожирая глазами, полными ярости. – Дура, давно хотела закрасить окошко! Но не могла даже подумать, что мой сын будет за мной подсматривать!»
Мать заводилась всё больше и больше, и мне показалось, что она сейчас наброситься, будет лупить руками и ногами, изливая потоки благородного гнева. И это было бы правильно, намного легче, чем слушать её уничтожающую речь.
— «Какой ты извращенец!!! Не могу понять, как ты мог подсматривать за мной! Как тебе не стыдно додуматься до такого? И это плата за всё то, что я сделала для тебя? Это пик твоего уважения ко мне?»
— «А это что?», — увидела на письменном столе так опрометчиво оставленный листок с обнаженной женской фигурой, беря его в руки.
У меня не было никаких сомнений, что она узнала себя.
— «Больной, ну, просто больной! – прилила кровь к её лицу, ноздри от возмущения зашевелились, по щекам пробежала нервная дрожь. – Мало того, что он подсматривает,…так потом ещё и рисует меня! Репин новоиспеченный!»
— «А сиськи,… с каким старанием выводил,…просто у тебя любовь к ним…, — саркастически усмехнулась и сделала паузу, бросив на меня испепеляющий взгляд. — Что-то не похоже,…соски оттянутые, как у коровы дойки,…ты их хорошо рассмотрел? Или ты хочешь, чтобы у меня так было,…извращенец?»
Я не знал, как себя вести дальше, как смогу смотреть после происшедшего ей в глаза! Сил что-то сказать, оправдаться, даже попросить прощения, не было! Да и как я мог оправдаться? А такое разве можно простить? Всё, надо собирать свои вещи и бежать подальше от неё, от стыда и позора! Может за годы, проведенные в разлуке она как-то сжалиться надо мной, простит? Но и после этого мне будет стыдно показаться ей на глаза!
— «Ну и как, понравилась голая мать? Понравились её сиськи? Или ты плохо рассмотрел? Может, с натуры нарисуешь? Ничего, для удовлетворения твоей похоти я постою перед тобой голая! – она сделала паузу, кипя от гнева, требуя ответа. – Молчишь. Боишься сказать, что хочешь их видеть! Мало тебе голых баб на картинках, тебе их живьем подавай! А тут и далеко идти не надо,…стал на стул… и мать голая в ванне! Не нашел ничего лучшего, как за матерью подсматривать,… а потом рисовать её! Влезать в мою интимную жизнь!»
— «А я думаю, что это нижнее бельё всё перевернуто,…ты и до него добрался…, — зашипела мать, от какой-то смутной догадки, выходя на наивысшую точку кипения. – Подлец! Негодяй! И в кого ты такой уродился!»
Трудно представить, что ещё может быть худшее состояние. Нет, хуже не бывает!
— «Видите ли, он хочет сиськи голые матери видеть! Хочешь? Прекрасно! Смотри, негодяй, не жалко! Но как ты после этого будешь мне в глаза смотреть? – разговаривала она сама с собой, и неожиданно резко бросила, – Смотри! Наслаждайся! Бесстыдник!»
Страшно было поднять глаза, но и не выполнить требование матери было чревато последствиями, как она поведет себя дальше, если я ослушаюсь, трудно было предположить. Поколебавшись секунду, мой взгляд заскользил по её телу, медленно поднимаясь вверх.
То, что я увидел, словно током парализовало меня! Мать стояла, разведя руками вверху полы махрового халатика, удерживаемые вместе на талии, только туго затянутым пояском, с обнаженной грудью.
Стыд и позор с новой силой навалились на меня! Глаза опустились вниз, стыдливо уставились в пол, но вдруг сердечко екнуло, как-то сладострастно затрепетало, жесткий сосочек, как корона, окруженный темным морщинистым ореолом, словно во сне проплыл, отдаваясь сладострастным эхом в паху. Затуманенный разум не позволял критически мыслить, дать отчет о происходящем со мной.
— «Нравятся или на картинках лучше? – схватила она обеими руками снизу груди, сжала, выставляя вперед. – Смотри, извращенец! Возбуждайся от вида материнских голых грудей!»
Я попытался взять контроль, но мозг отказался управлять телом, взгляд пополз вверх, гулкие удары сердца раздались в паху, кровь прилила к гениталиям, усиливая в них напряжение. Член медленно, уверенно увеличивался в размерах, но что-то предпринять я не мог, чувствуя себя настоящим мерзавцем!
— «Но тебе этого, наверное, не достаточно? Что бы я тебе не давала, ты всегда хочешь большего! Не так ли? — заводя себя, продолжая кричать, пытаясь развязать дрожащими руками на животе пояс. – Смотри всё,… всё смотри,… если хочешь! Ты же хочешь? Хочешь, вижу! Возбуждайся от вида голой матери!»
Наконец-то, узел поддался, пояс заскользил и упал на пол, полы халата разошлись в стороны, и мать швырнула его на кресло, оставаясь передо мной совершенно голая:
— «Смотри! Ты этого хотел? Хотел видеть голой мать?»
— «Вот моя задница…, — поворачиваясь спиной и хлопая ладонями по ягодицам, произнесла она, – …нравиться? Вот сиськи,…влагалище,…ты этого хотел? Надеюсь, что ты счастлив,… сбылась твоя мечта!»
Абсолютно голая мать стояла, и я не мог оторвать от неё взгляд, восхищаясь формами обнаженного тела. Ей уже сорок пять лет, но никакие фотомодели из журнала не могли сравниться с её красотой.
Мокрые волосы, волнистыми локонами покрывали обнаженные плечи, чуть скрывая верх белоснежных булок грудей, словно грушами, расширяющимися к низу, увенчанными коронами крупных сосцов, окруженными ореолами эллипсообразной формы. Чуть выпуклый животик нависал над небольшой лужайкой кучерявых волосиков, аккуратно подбритой по краям, скрывающей от моего взгляда глубокую расщелину, высоко поднимающуюся вверх и уходящую куда-то вглубь, между припухлых валиков половых губок. Узкая талия подчеркивала, и без того довольно широкие бедра, переходящие в стройные, немножко полноватые вверху ножки.
Какие-то странные импульсы бежали по телу, не позволяя оценить ситуацию, взять себя в руки, руководствуясь только природными инстинктами. Ничего не существовало вокруг, ни до, ни после, только обнаженное женское тело, представшее передо мной, во всей красе!
— «Ты хотел видеть влагалище своей матери? Смотри! – приседая, чуть согнув коленки, она развела ножки, приоткрывая пространство между ними, — Этого достаточно? Ответ мне! Достаточно?»
Но ответить я не мог, как рыба, выброшенная на берег, открывая и закрывая рот, не в силах оторвать взор от небольшого просвета между ног, где виднелись два больших, волосатых вареника, с явственно просматривающейся щелью, из которой выглядывали темно-коричневые гребешки, малых половых губок.
— «Тебе всё ещё не достаточно? — с возмущением захрипела она, понижая голос. – Нет?!»
Тяжело дыша, с красным, от возбуждения лицом она смотрела на меня, ожидая ответа, но я ничего не мог сказать, периодически судорожно глотая слюну, вытаращив на неё глаза.
Чувство вины снова напомнило о себе, больно кольнуло в сердце и я, проглотив слюну, приоткрыл рот, желая произнести извинение за своё столь низкое поведение, но мать опередила, сделала шаг в мою сторону, широко расставляя ноги и опуская руки к промежности.
Не успел опомниться, как её пальцы ухватились за половые губки и потянули в стороны, ещё сильнее сгибая коленки и разводя ножки в стороны.
— «А так,… как тебе? Так лучше? Теперь ты можешь видеть влагалище матери достаточно хорошо! Смотри! Ещё ни один мужчина так его не видел! Смотри на моё влагалище, похотливый извращенец! Смотри! Свинья!»
Нет, что бы вскочить и убежать или броситься в ноги матери, прося прощения, но я даже не изменил позы, только чуть приоткрыл рот, пораженный видом раскрытого, словно раковина моллюска, детородного органа!
Сердце колотилось так, что от его гулких ударов я каждый раз вздрагивал всем телом. Затуманенный рассудок позволял только любоваться невероятным зрелищем, открывшимся передо мной, где-то в глубине души осознавая, что это совершенно не правильно, но пересилить себя не мог. Низменные, животные инстинкты полностью захватили, сделали своим рабом!
— «Ты подсматриваешь за мной и в своих мечтах, занимаясь онанизмом, хочешь использовать моё тело, как использовали другие мужчины? Ну, что же, продолжай! Я хочу увидеть, как это ты делаешь,… глядя на меня! — тихо произнесла она, голосом полным сарказма. — Давай, не стесняйся, продолжи начатое на кухне занятие!»
Её слова, как через вату доносились до меня, оставаясь загипнотизированным прозрачной жидкостью, просачивающейся на розовых стенках слизистой поверхности.
— «Давай, продолжай! Я жду! Закончи, что начал! Смотри на меня и делай, что делал! Не упусти свой шанс,… дружок!»
Я не мог поверить в серьезность её слов, приподнимаясь с дивана:
— «Мама,…я…»
— «Закрой рот идиот и делай, что я тебе сказала! Не испытывай моего терпения! Доставай его – быстро…», — прозвучали угрожающие нотки в голосе, не предвещая ничего хорошего.
Руки скользнули под резинку спортивных брюк, обнажая вздыбленный член.
— «О,…он уже у тебя в полной готовности! Да,… ты действительно больной! – усмехаясь, произнесла, обхватывая одной рукой снизу грудь, сжимая пальцами сосок, а вторую оставляя на промежности, двумя пальцами разводя в стороны губки. – Давай, вперед,… я твоя шлюха из фантазий! Не трать время зря! Смотри на моё морщинистое влагалище,… отвисшие сиськи… и давай,… продолжай свои похотливые мысли,…играйся со своим…членом!»
Мне показалось, что мы прошли точку не возврата! Назад пути нет! Но нет, можно ещё вернуться, убежать, закрыться в ванной, прекратить, то, что происходит, …а хотел ли я этого, полностью захваченный низменными инстинктами?
Ладонь обхватила ствол, двинулась вперед, натягивая кожу на головку, и сразу же медленно пошла назад, обнажая её. Сумасшедшее наслаждение обрушилось, увлекая в водоворот безумной страсти. Как мне хотелось растянуть, задержать это состояние!
— «Тебе, наверное, стало скучно смотреть на влагалище? – неожиданно, видя мои медленные движения, произнесла мать, поворачиваясь ко мне спиной. – Ты хочешь посмотреть, какая я сзади?»
Не успел опомниться, как она ухватилась руками за половинки ягодиц и развела их в стороны:
— «Так лучше? Не противно видеть жопу матери? Мой дорогой мальчик хочет смотреть на морщинистую жопу и заниматься онанизмом!»
Маленькое, сморщенное темно-коричневое отверстие, чуть покрытое с боков редкими волосиками, сразу бросилось в глаза, заставляя ещё сильнее забиться сердце. Она наклонилась вперед ещё сильнее, шири разводя ягодицы, раскрывая внизу створки раковины с влажным, светло-розовым, сочащимся разрезом, поворачивая голову и через плечо, смотря на меня.
Наши взгляды встретились, а я, сделав движение рукой, почувствовал, как внизу живота приятно заныло, завертело, но сразу испугался, и чтобы сдержаться, резко разжал ладонь,… но не смог…
Крупная капля спермы, описав в воздухе дугу, смачно ударилась о её ногу, сразу же медленно потекла вниз, оставляя блестящий след. На секунду, мне показалось, что от её прикосновения, мелкая дрожь пробежала по женскому телу, и в страхе, я сжал член, стараясь удержать рвущейся поток, но фонтан спермы ударил в пол, на брюки, и какой-то необычный, незнакомый блеск сверкнул в её глазах.
Дождавшись, пока я успокоюсь, мать выпрямилась, повернулась, пристально смотря на меня. Краснота на лице исчезла, вздутые вены на шеи пропали, яростный взгляд растворился, уступая место, давно забытым, ласковым глазам.
— «Не устал? Ещё хочешь?», — шепнули губки, увидев, что я продолжаю гладить вздыбленную плоть.
Я поднял глаза, посмотрел просящим, как маленький котенок, взглядом и молча, кивнул головой, не осознавая своего поступка, с тайной надеждой, что такое может повториться, совершенно не веря в происходящее.
Она улыбнулась, и, не обращая внимания на лужицы спермы на полу, штанах и крупную каплю, стекающую по её ноге, сделала шаг, положила руку на голову:
— «Ты и правду хочешь ещё? Хочешь видеть меня голой? Я тебе нравлюсь,…как женщина,… женщина твоей мечты?»
Я кивнул головой, чувствуя, как немного спавшее сексуальное напряжение постепенно возвращает возможность разуму хоть как-то руководить телом, продолжая рукой поглаживать, немножко поникший член.
— «Моё тело возбуждает тебя?»
Но вместо ответа, я опять кивнул головой, продолжая держать рукой уменьшающуюся плоть, подсознательно желая повторить сладострастные мгновения.
— «Ты хочешь смотреть на меня… и ласкать себя? Хочешь смотреть… и кончать,… представляя меня своей… любовницей,… похотливой шлюхой?», — как-то ласково, с теплотой в голосе, произнесла она, ожидая ответа, но я снова кивнул головой, не в силах открыто признается в этом.
Мои глаза бродили по её телу, чувствуя, что волна желания, отхлынув, как волна прибоя, начинает набегать с новой силой. И она словно почувствовав это, провела нежно ладонью по шее, коснулась спины, погладила между лопаток, прижимая меня к себе.
От неё исходила какой-то энергия, будто электрический ток, заряжая меня новой силой, заполняя каждую клеточку тела.
— «Сделай это для меня…, — после небольшой паузы, словно выдавливая из себя слова, но со знакомыми властными нотками, произнесла, гладя рукой по волосам. – Смотри на обнаженное влагалище и… ласкай себя. Я хочу посмотреть,…как ты делаешь это…»
От этих слов, радость, настоящая радость охватила, и я судорожно закачал головой. Готовый сделать для неё всё, что угодно, а это – с огромным удовольствием!
— «Хочешь,… чтобы я опять показала тебе…раскрытое… влагалище?»
Я продолжал, не переставая трясти головой, не веря словам. Происходящее казалось иллюзией, сном. Вот сейчас закрою глаза, потом открою – и всё пропадет!
— «Так хочешь или нет?», — продолжала она добиваться ответа, хотя и без того было ей ясно моё состояние.
— «Да, мама…, — ели слышно слетело с губ, — …я хочу видеть…, — запнулся, проглотил слюну и с каким-то внутренним удовлетворением и торжеством, — …твоё…влагалище…»
Она ласково провела рукой по лицу, взъерошила волосы и голосом, от которого всё затрепетало внутри, произнесла:
— «Ух,… какой извращенец!»
Повернувшись, она села в кресло напротив меня и, улыбаясь, какой-то неизвестной мне улыбкой, словно лебезя, унижаясь передо мной, подвинув бедра на самый край, и поставив ступни ног на подлокотники, широко разведя коленки в стороны.
Мне показалось, что даже на картинках в журнале не было женщин в столь откровенной, соблазнительной позе, так открыто предлагающей себя.
Она провела руками по груди, лаская её, дотронулась до сосочков, играя с ними, смотря мне прямо в глаза. Они сразу как-то набухли, увеличились в размерах, стали похожими на маленькие рожки. Язычок сладострастно облизал чуть приоткрытые губки, и незнакомая улыбка скользнула по её лицу, как бы говоря:
— «Ну, что, как я тебе? Нравиться на меня смотреть? Моё тело может возбуждать похотливые желания?»
Рука накрыла промежность, снизу вверх пробежала по густым волосикам, ища ущелье в их зарослях, и её взгляд медленно скользнул по моему телу, останавливаясь на вздыбленном члене. Пальчики ласкали пухленькие половые губки, приятно щекоча их, постепенно проникая между ними, проникая всё глубже во влажную расщелину.
Проведя несколько раз по ней, два пальчика, привычным движением развели волосатые булочки в стороны, обнажая розовую рану между ними.
— «Мальчик смотрит на киску своей мамы,…ему нравиться смотреть,…- томно зашептали губы. – Какой он извращенец! Любит смотреть на маму… и ласкать себя,…а мама все видит,…как он ласкает себя,… смотря на её…киску…»
— «И маме нравиться смотреть на него,…ласкающего себя…, — вырвался сладострастный вздох из её груди. – Какой у него большой,…красивый,…твердый… член. Он уже настоящий мужчина…»
— «Тебе нравиться наблюдать за мамой,…лаская себя?»
— «Да…, — слетело с моих губ. – А тебе… мама?»
— «Это отвратительно. Не могла представить,…что мой сын такой извращенец,…будет шпионить за мной,…заставит меня…раздеться перед ним…, — шептала она, а её влагалище противоречило ей, всё больше наполняясь соками, – …показать свою старенькую киску»
— «Тебе нравиться моя киска,…не слишком она… отвратительна? — учащая дыхание, сладострастно зашептала, лаская пальчиками, влажное от соков ущелье. – Она уже совсем не сексуальна,…разве может вид влагалища пожилой женщины вызвать… возбуждение?»
— «Мама,… оно у тебя очень сексуально,…самое сексуальное на свете…, — не веря, что такое произношу, выпалил я. – Ты самая красивая,…самая лучшая!»
— «Ой,…какой ты извращенец,…разве можно видеть в маме сексуальный объект желания? – развела она пальчиками вверху половые губки, и из-под их складок выскочил маленький грибочек. – Разве можно смотреть на её клитор? Нет, он определенно извращенец!»
Пальчик нежно коснулся его головки, и она вздрогнула, волна блаженства пробежала по телу:
— «Ой,…какой он чувствительный у мамы,…как не стыдно сыну смотреть,…как мама трогает его…»
Её глаза заволакивало пеленой, чем дольше пальчики касались этой удивительной плоти. Вдруг она встрепенулась и тихо прошептала:
— «Это не честно,…мама голая,…а ты нет. Она не может видеть полностью твоего…петушка. Разденься,…я хочу видеть…всё…»
Через секунду, я стоял голый перед ней, интенсивно двигая руки по торчащему члену.
— «Хорошо! Мне нравиться…смотреть на тебя…»
Её пальцы опустились вниз расщелины, ища вход внутрь животика. Погладив вокруг пещерки, скользнули внутрь, углубляясь на половину, и сразу же выскочили оттуда, поднялись вверх, смазывая соками, оставшимися на них, клитор.
— «Какой ты извращенец,…разве можно смотреть на маму,…ласкающей себя? – шептали губы, а взгляд был устремлен, на движение мой руки. – Ой,…какой он у тебя большой и…красивый»
Её пальцы начали ускорять темп, интенсивней теребить клитор, сильнее прижиматься к нежной, розовой плоти, а бедра пошли им навстречу, словно желая поглотить их, принять в разгоряченное чрево.
— «Это — то,…что ты хотел увидеть,…подсматривая за мной? Хотел поймать мать,… ласкающую себя,…играющую со своей киской? Как она в фантазиях представляет в себе упругую мужскую плоть,…как она хочет мужчину?», — тяжело дыша, шептали чуть покрасневшие от возбуждения губы.
Невозможно было поверить, что мама занимается передо мной мастурбацией, совершенно не стесняясь, и более того, разговаривает, изливая чувства, которые переполняют её. Нет, этого нет на самом деле, это плот моей фантазии, такого не может быть! Но это была самая настоящая реальность!
— «Извращенец! Смотри, как меня трахают мои пальцы! Как я не могу устоять… под их напором и натиском! Как они проникают… в меня,… разрывают мою плоть! Ой,…как мне хорошо!»
Невозможно было оторвать взгляд от полностью скрывающихся, то вновь появляющихся из женского чрева пальцев. И каждый раз, словно насос они извлекали из недр всё больше соков, текущих по промежности к маленькой, коричневой розочки. Раздутый от возбуждения член, никогда не казался таким большим. Его словно насосом, накачали из нутрии.
— «Как мне хорошо,…клитор тверд и возбужден,…как никогда! Посмотри,… какой красивый,…как маленький грибочек…, — прошептала, сжимая его пальчика по бокам, делая более выпуклым и заметным, — …нравиться? Хочешь посмотреть ближе?»
У меня перехватило дыхания, наблюдая, как она, играя мышцами, пытается шевелить им. Это было самое интересное и возбуждающее видение, которое пролетело передо мной за прошедшее время, как мама стала показывать свои самые сокровенные места, и я нерешительно сделал шаг.
— «Нет,…стой,…не подходи…, — испуганно вскрикнула она, осознавая себя полностью беззащитной передо мной в таком положении, и я отступил, возвращаясь на прежнее место, – … стой там!»
Она сдвинула ноги и в нерешительности, поднялась с кресла. Постояв немножко, словно на что-то решаясь, сделала шаг, затем другой, приближаясь и кладя руки на меня.
— «Поцелуй меня…, — зашептали губы, надавливая на плечи, заставляя опуститься на диван, — …там…»
Обнаженные ноги обступили с двух сторон, прижимая лицо к промежности. Цветочный аромат вымытого тела, смешанный с терпким запахом сексуальных соков, истекающего влагалища, опьяняющие ударили в нос, закружил голову. Нет, и не было изумительней запаха, манящего и влекущего к себе, подавляющего волю и разжигающего страсть…
— «Поцелуй киску,… маленький извращенец…, — прижимая к спинке дивана, наваливаясь бедрами, — …ты ведь хочешь этого? Мечтаешь об этом? Высосать влагалище матери,…поласкать язычком её клитор…»
Без колебаний губы коснулись теплой, влажной плоти и сразу же почувствовали жесткий, выпирающий клитор, обхватили его, как маленькую сосочку потянул в себя.
— «Ой…, не так сильно…, — тихо вскрикнула, обхватывая руками голову. — Молодец,… хорошо,… пососи,… ласкай его…»
Нежно губы потянули, делая сосательные движения, язычок тронул его головку, вызывая мелкую дрожь материнских ног.
— «Смелее,…ещё,…ещё…, — задвигала бедрами, отдаваясь полностью захватившим ощущениям, — …целуй влагалище своей матери…»
Она задрожала, прижимая голову, крик вырвался и её горла:
— «Ой,…ой,…ещё,…ещё…»
И тут я понял, что мать кричит в экстазе переживаемого оргазма, сбрасывая накопившееся сексуальное напряжение. Это было не только первая женщина, но и та, которую довел до оргазма. От осознания этого, охватило чувство гордости, возвышая в собственных глазах.
— «Нет,… ты больной,…больной,…как посмел довести мать до оргазма…, — шептала она, ерзая истекающим влагалищем по лицу, — маньяк,…настоящий маньяк…»
Соки текли по губам, подбородку, шее, а она всё никак не могла успокоиться, прижимая раскрытое, истекающее соками влагалище ко мне:
— «Хорошо,…как хорошо…»
Тяжело дыша, она отстранилась, встала с дивана и, наклонившись, начала облизывать свои выделения с моего лица, медленно опускаясь на колени. Её лицо, алые, чуть припухшие от возбуждения губки, оказалось в каких-то сантиметрах от головки. Глаза жадно смотрели на ярко-красную, бархатистую плоть, из расщелины которой, стекала густая, тягучая капля.
— «Я хочу увидеть,…как ты выстреливаешь семя…, — зашептала она, — кончи мне на лицо…»
Только от одной мысли, что она меня просит об этом, рука быстрее задергалась, лаская член, а она с неподдельным любопытством смотрела на него, не отводя глаз, лаская, сжимая и покручивая соски. Вдруг мама обхватила обеими руками одну грудь и потянула к лицу, обхватывая губами сосок, жадно втянула в себя. Пососав немного, отпустила и начала бешеную пляску вокруг него язычком. Он торчал, словно маленький член, такой же упругий и твердый, а она постанывала, словно это приносило ей огромное удовольствие.
— «Смотри, какой сосочек,… как ему приятно, когда его ласкаю…, — зашептала она. – Смотри и ласкай себя,…я хочу,…чтобы ты кончил,…кончил прямо мне в рот,…сделай это для меня,…прошу…»
— «Ты хочешь кончить мне в рот?», — произнесла, вопросительно, подобострастно смотря прямо в глаза.
От её взгляда и таких слов, я застонал, чувствуя, как внутри накатывает волна, готовая разорвать изнутри.
— «Да,… мама! Я хочу… кончить… на тебя,… хочу… кончить тебе в рот…», — произнес, не веря в то, что могу такое ей сказать, чувствуя, что от этих слов становлюсь ещё безумней, ускоряя движение рукой.
— «Ах,…ах…», — вскрикнул я, и она сразу широко открыла рот, закрывая глаза, подставляя его потокам спермы.
Первая струя ударила в лоб, вторая – в правый глаз, и только третья попала в широко открытый рот. Я кончал и кончал, орошая лицо, грудь, а она жадно слизывала языком попавшую на губы живительную влагу, задерживая во рту, смакуя, прежде чем проглотить.
Мама открыла глаза, ища взглядом мой член, посмотрела на него и наклонила голову. Её язычок коснулся бархатной плоти, слизывая, как кошечка лакает молочко, остатки спермы, переполняя тело, неизведанным ра