МИШКИ
МИШКИ
За окном сгущаются весенние сумерки, и в доме напротив то там то здесь хаотично вспыхивают желтые квадраты окон, — до прихода с работы матери есть еще минут сорок, и можно... «можно успеть», — думает Мишка, искоса глядя на Мишку, своего тёзку, сидящего перед светящимся монитором; своего компьютера у Мишки нет — ему купить комп только обещают, и Мишка, чтоб «поиграть на компьютере», приходит к Мишке, — на мониторе эффектно вспыхивают миниатюрные взрывы, но Мишке сегодня явно не везёт — его армия терпит поражение за поражением...
— Вот бля! Ты смотри... смотри, что они делают! — Мишка, едва успевая отражать нападения виртуального противника, страдальчески морщится.
«Сорок минут...» — думает Мишка, на приставленном стуле сидя рядом с Мишкой... в общем-то, раздумывать особо некогда, но каждый раз... каждый раз почему-то трудно именно н а ч а т ь — явно, однозначно обозначить своё желание, словно в желании этом есть что-то заведомо неприличное; «сорок минут...» — думает Мишка, не зная, как быть... сколько раз из-за этого глупой — непонятной — стыдливости они не делали то, что делать могли бы! В душе Мишка уверен, что ничего стыдного в таком кайфе нет, а всё равно... все равно каждый раз, чтоб желание своё обозначить, приходится отчего-то невольно напрягаться, — каждый раз повторяется одно и то же... за окном сгущаются сумерки, и заметно темнее становится в комнате, — по Мишкиному лицу, обращенному к монитору, прыгают блики виртуальных взрывов — Мишка, сидя сбоку, искоса смотрит то на Мишку, друга-тёзку, то на монитор... член у Мишки сладостно ноет — стоит....
— Нет, ты смотри... смотри, бля! — обескуражено шепчет Мишка..
— Хочешь? — Мишка, поддаваясь нахлынувшему желанию, легонько толкает Мишку локтём в бок.
— Что? — отзывается Мишка, не отрывая взгляда от монитора; виртуальные враги теснят остатки Мишкиного войска, и Мишка, видя неизбежное поражение, в отчаянии делает ошибку за ошибкой.
На мониторе, прыгая туда-сюда, бесславно гибнут Мишкины солдаты.
— Перепихнуться... хочешь? — Мишка, сидящий рядом, старается произнести всё это как можно небрежнее, даже как бы походя — как бы между прочим, но Мишку эта показная небрежность в заблуждение не вводит: едва Мишка произносит заветное слово, как сердце Мишкино сладко — ответно — ёкает...
— Подожди, — коротко, как о чём-то малосущественном, не стоящим никакого внимания, отзывается Мишка, и глаза его впиваются в монитор так, словно там, на мониторе, сейчас должно произойти чудо... впрочем, Мишку такая — ответная — реакция Мишки точно так же не вводит в заблуждение: ещё ни разу не было случая, чтобы Мишка от кайфа отказался.
— Не хочешь? — произносит Мишка, тоже глядя на монитор; он произносит это так, словно лично ему, Мишке, всё это тоже малоинтересно, и будут они трахаться или нет, зависит не от него, а исключительно от Мишкиного хотения.
— А ты? — встречным вопросом отзывается Мишка, не отрывая взгляд от монитора. — Ты сам... хочешь?
— Если хочешь, то... скоро мать с работы придёт — давай по-быстрому, — говорит Мишка, и в голосе его, помимо воли, слышится явное нетерпение... собственно, начало положено — желание проговорено, обозначено словами, и дальше уже можно не церемониться, тем более что времени действительно в обрез: обхватив Мишку за шею, Мишка тянет Мишку на себя, пытаясь впиться губами в губы.. — Иди, бля, сюда...
Член у Мишки — несостоявшегося полководца — стремительно затвердевает, отчего брюки тут же приподнимаются — бугрится колом.
— Пусти! Пусти меня! — Мишка, упираясь руками в Мишкину грудь, энергично вырывается... потому вырывается, что знает: Мишка теперь ни за что не отстанет, и значит — можно покочевряжиться; секунду-другую, сопя и пыхтя, они отчаянно борются: Мишка, обнимая Мишку за шею, тянет его на себя, в то время как Мишка, чья армия так бесславно погибла, делает вид, что он не соглашается — из всех сил он сопротивляется, при этом борьба эта их обоих лишь подстёгивает, ещё больше возбуждает... наконец, Мишке удаётся вывернуться, и он, с шумом отодвигая в сторону стул, стремительно отскакивает в сторону.
— А вот хуй тебе! На! Пососи сначала... будешь сосать? — Мишка, весело глядя на Мишку, через ткань брюк сжимает пальцами затвердевший, бугром выпирающий член; стул из-под Мишки другого точно так же с шумом отодвигается, отлетает в сторону — и Мишка, рывком бросаясь на Мишку, крепко обхватывает его руками, не давая тому увернуться от объятий.
— Сам... пососёшь... у меня, бля... у меня... сейчас ты у меня пососёшь... — возбуждённо шепчет Мишка, обдавая Мишкино лицо горячим дыханием.
Они, уже стоя, продолжают бороться: возбуждённо блестя глазами, Мишка со смехом вырывается, в то время как Мишка, пытаясь прижать, притиснуть одной рукой вырывающегося Мишку к себе, ладонью другой руки скользит по Мишкиному паху, ощущая сквозь ткань брюк возбуждающую твёрдость Мишкиного члена, и Мишка, чувствуя, как Мишка через брюки с силой сжимает в ладони его напряженный стояк, ещё энергичней крутит задом, отталкивая от себя сопящего Мишку.
— Ты чего... чего меня лапаешь? Ой, бля... не лезь! Отпусти мой хуй... отпусти, извращенец! — сгибаясь пополам — отставляя зад, Мишка рывком отводит бугрящийся пах от руки друга.
— Чего ты... чего ломаешься? Целка, что ли? Давай... вдую тебе разок... — шепчет Мишка, никак не реагируя на слово «извращенец»; дёргая Мишку на себя, Мишка вновь сладострастно, нетерпеливо вжимает ладонь в Мишкин пах.
— Насилуют! — запрокидывая голову, кричит Мишка... впрочем, «кричит» он приглушенно, негромко, почти что шепотом — не кричит, а делает вид, что кричит. — Насилуют... помогите!
На какой-то миг, подчиняясь Мишке — податливо прижимаясь к нему всем телом, Мишка перестаёт вырываться, — запрокинув голову, Мишка заливисто смеется, между тем как Мишка-друг, пользуясь этим моментом, тут же перемещает ладонь на Мишкин зад... попка у Мишки круглая, упругая, сочная... упругая — и вместе с тем податливо мягкая, приятная на ощупь, — круговыми движениями ладони скользя по Мишкиным булочкам, Мишка невольно двигает бёдрами, судорожно вжимая свой колом бугрящийся пах в твёрдо выпирающий пах смеющегося Мишки... кто там утверждает — говорит-убеждает — что в ...надцать лет пацанам не хочется ебаться?
— Давай... — возбужденно шепчет Мишка, изнемогая от желания..
Мишка, не отвечая, обеими ладонями обхватывает выпукло-сочные ягодицы друга, и борьба сама собой переходит в свою противоположность, — с не меньшим наслаждением сжимая, стискивая ладонями булочки Мишки, всё так же ничего не говоря, Мишка с силой прижимает Мишку к себе... какое-то время они, жарко сопя, ничего не говоря друг другу, стоят посередине комнаты, — тиская друг другу судорожно сжимающиеся половинки-булочки, они сладострастно трутся через брюки один о другого возбуждёнными членами...
— Фу, бля... так запросто кончить можно — себя самого обделать... — шепчет Мишка, рывком отстраняясь от друга Мишки; брюки у обоих бугрятся, топорщатся колом... от нестерпимо сладостного, огнём полыхающего возбуждения к лицам обоих прилила кровь, и взгляды их, устремлённые друг на друга, кажутся шальными. — Давай... — горячо выдыхает Мишка, кончиком языка машинально облизывая пересохшие губы. — Я тебя... я тебя первый... — И, не дожидаясь, что ответит на это Мишка, он торопливо распускает ремень — начинает расстегивать брюки.
— Почему, бля, ты? В прошлый раз ты первым был, и опять, бля, ты... сегодня — я... я тебя первый долбаю, — возбуждённо отзывается Мишка; вслед за Мишкой сноровисто расстёгивая брюки, Мишка смеётся: — Не наглей....
— Ну, бля... какая разница! — возбуждённо смеётся Мишка в ответ. Он рывком приспускает с себя брюки, и его напряженный член, освобождённый от тесных трусов, упруго подпрыгивает вверх. Мишка — вместе с трусами — снимает брюки совсем, и тут же, не теряя времени, начинает расстёгивать рубашку; его залупившийся член возбуждённо торчит под углом вверх, бархатисто блестя влажной головкой.
Мишка, глядя на Мишку, делает то же самое... минута — и они, оба голые, с возбуждённо вздёрнутыми членами, стоят друг против друга, сгорая от нестерпимого желания, — желание это щекотливым зудом распирает обнаженные алые головки, ноет в яйцах, сладко покалывает в промежности... за окном еще больше сгущаются сумерки, и в комнате уже почти темно — комната освещается лишь монитором компьютера, но этого света вполне достаточно, чтобы всё видеть и без труда ориентироваться... хотя, чего там ориентироваться? Минуту-другую, прижавшись друг к другу — ладонями тиская друг у друга круглые сочные булочки, они сосутся в губы и, с наслаждением двигая бёдрами, друг о друга трутся залупившимися членами, — кайф... кайф такой, что кажется, будто свёрла вкручиваются — буравят — туго сжатые дырочки...
— Ложись, — шепчет Мишка, размыкая руки. Сердца у них бьются — клетки грудные вздымаются, и дышат они оба тяжело, с шумным сопением.
— А успеем? — Мишка, невольно сжимая, стискивая влажный член в ладони, садится на край тахты.
— Успеем, — лаконично отзывается Мишка; он поворачивается к Мишке задом и, низко наклонившись, выдвигает самый нижний ящик письменного стола, где у него спрятан тюбик с вазелином.
— Раньше нужно было начать, — говорит Мишка; он возбуждённо смотрит на распахнувшиеся, в стороны разъехавшиеся аккуратные белые ягодицы стоящего перед ним друга.
— А чего ж ты молчал? Сказал бы раньше, и начали б раньше... — парирует Мишка. — Сам ты — чего молчал? — Держа в руке тюбик с вазелином, он поворачивается к Мишке, и глаза у него блестят от возбуждения — от предвкушения. — Успеем, бля, не ссы.... успеем, если ты не будешь из себя целку корчить. Давай....
«Целку корчить» времени нет, и Мишка, ничего не отвечая, тут же послушно откидывается назад — валится на спину, одновременно разводя голенастые ноги, — поднимая вверх ступни сорок второго размера, Мишка молча прижимает колени к плечам... тело у Мишки гибкое, субтильное, — лёжа на спине, голый Мишка легко складывается пополам, отчего ягодицы его призывно раскрываются....
— Хочешь? — возбуждённо смеётся Мишка, указательным пальцем размазывая вазелин по головке своего напряженно торчащего члена.
— Давай, бля... — отзывается Мишка, невольно двигая задом — подавая распахнутый зад вверх, — пользуйся, бля... пока я добрый...
Головка члена, обильно смазанная вазелином, упирается в Мишкино очко, — Мишка, затаив дыхание, глядя Мишке в глаза, осторожно давит членом на туго стиснутую горячую дырочку, и — под напором члена — дырочка начинает податливо разжиматься... головка члена медленно углубляется — Мишка, коротко ойкнув, невольно дёргается, но головка уже т а м, она вскальзывает вся, и Мишка, чувствуя обволакивающий жар тесной Мишкиной дырочки, всё так же не дыша, чутко глядя в Мишкины глаза, медленно вводит член полностью — до самого основания...
За окном — вечереет, — весна... двигая бёдрами, Мишка трахает Мишку, — кайф... тайный, сладостный — пацанячий... Кончает Мишка быстро,- содрогнувшись всем телом от последней, венчающей кайф сладости, Мишка в блаженстве замирает, и Мишка, лежащий под сладко кончающим Мишкой, видит, как взгляд у Мишки неуловимо меняется — становится странно отсутствующим, словно отрешенным.... За неимением лишнего времени они тут же меняются местами: Мишка, наскоро обтерев носовым платком потемневший член, без лишних слов ложится на спину — так же, как Мишка, он прижимает колени разведённых ног к плечам, и Мишка, направив рукой лоснящуюся от вазелина головку члена Мишке в очко, начинает так же, как Мишка, медленно давить членом на мышцы сфинктера... кайф, — Мишка морщится от привычной боли, в то время как Мишка, ритмично двигая бёдрами, с наслаждением долбит членом туго обжимающую, жаром опаляющую дырочку Мишкиного зада...
Они успевают, — едва, трахнув друг друга, они начинают натягивать одежду, как в ту же минуту в прихожей раздаётся мелодичный звонок.
— Мать? — Мишка, на мгновение застыв, смотрит на Мишку вопросительно.
— Да... наверно, — Мишка, одной рукой застёгивая брюки, другой торопливо убирает в ящик стола вазелин. — Форточку, бля... форточку открой! — он кивает Мишке на окно.
Заправляя в брюки рубашку, Мишка бросается к форточке, и в комнату тут же врывается весенний ветер. За окном уже по-настоящему темно — в доме напротив густо светятся желтые квадраты окон. Мишка, плотно прикрывая за собой дверь, выходит в прихожую — идёт открывать матери дверь... успели! Успели — тютелька в тютельку...
Мишки — друзья-одноклассники. Самые обычные пацаны. Не в смысле ориентации, а вообще — обычные. Обыкновенные. Ходят в школу; иногда — уроки прогуливают. Курят. Тусуются во дворе. Иногда — пьют пиво. Увлекаются компьютерными играми. Зажигают — в своей возрастной категории — на школьных дискотеках. Матерятся. Любят всякие приколы... Словом, все у них — как у всех. А то, что они трахаются — время от времени долбятся, натягивают друг друга в зад, так это ещё ни о чём не говорит. Может, станут они «голубыми», может — нет... это в будущем будет видно, какая у них будет ориентация. А пока... пока они — пацаны. Просто пацаны — без всякой «ориентации»: ходят в школу, тусуются во дворе... какая «ориентация» может быть у пацанов?
— Здрасте, теть Света, — Мишка на миг показывается в дверях, чтобы, во-первых, обозначить своё присутствие, а во-вторых, как это подобает воспитанному человеку, поздороваться с Мишкиной матерью.
— Здравствуй, Миша, — приветливо говорит Мишкина мать, переобуваясь в тапочки, и Мишка, улыбнувшись в ответ, вновь исчезает за дверью — в Мишкиной комнате.
---------------------------
Pavel Beloglinsky: МИШКИ. — Final edition, 2008-04-24
beloglinskyp@mail.ru
За окном сгущаются весенние сумерки, и в доме напротив то там то здесь хаотично вспыхивают желтые квадраты окон, — до прихода с работы матери есть еще минут сорок, и можно... «можно успеть», — думает Мишка, искоса глядя на Мишку, своего тёзку, сидящего перед светящимся монитором; своего компьютера у Мишки нет — ему купить комп только обещают, и Мишка, чтоб «поиграть на компьютере», приходит к Мишке, — на мониторе эффектно вспыхивают миниатюрные взрывы, но Мишке сегодня явно не везёт — его армия терпит поражение за поражением...
— Вот бля! Ты смотри... смотри, что они делают! — Мишка, едва успевая отражать нападения виртуального противника, страдальчески морщится.
«Сорок минут...» — думает Мишка, на приставленном стуле сидя рядом с Мишкой... в общем-то, раздумывать особо некогда, но каждый раз... каждый раз почему-то трудно именно н а ч а т ь — явно, однозначно обозначить своё желание, словно в желании этом есть что-то заведомо неприличное; «сорок минут...» — думает Мишка, не зная, как быть... сколько раз из-за этого глупой — непонятной — стыдливости они не делали то, что делать могли бы! В душе Мишка уверен, что ничего стыдного в таком кайфе нет, а всё равно... все равно каждый раз, чтоб желание своё обозначить, приходится отчего-то невольно напрягаться, — каждый раз повторяется одно и то же... за окном сгущаются сумерки, и заметно темнее становится в комнате, — по Мишкиному лицу, обращенному к монитору, прыгают блики виртуальных взрывов — Мишка, сидя сбоку, искоса смотрит то на Мишку, друга-тёзку, то на монитор... член у Мишки сладостно ноет — стоит....
— Нет, ты смотри... смотри, бля! — обескуражено шепчет Мишка..
— Хочешь? — Мишка, поддаваясь нахлынувшему желанию, легонько толкает Мишку локтём в бок.
— Что? — отзывается Мишка, не отрывая взгляда от монитора; виртуальные враги теснят остатки Мишкиного войска, и Мишка, видя неизбежное поражение, в отчаянии делает ошибку за ошибкой.
На мониторе, прыгая туда-сюда, бесславно гибнут Мишкины солдаты.
— Перепихнуться... хочешь? — Мишка, сидящий рядом, старается произнести всё это как можно небрежнее, даже как бы походя — как бы между прочим, но Мишку эта показная небрежность в заблуждение не вводит: едва Мишка произносит заветное слово, как сердце Мишкино сладко — ответно — ёкает...
— Подожди, — коротко, как о чём-то малосущественном, не стоящим никакого внимания, отзывается Мишка, и глаза его впиваются в монитор так, словно там, на мониторе, сейчас должно произойти чудо... впрочем, Мишку такая — ответная — реакция Мишки точно так же не вводит в заблуждение: ещё ни разу не было случая, чтобы Мишка от кайфа отказался.
— Не хочешь? — произносит Мишка, тоже глядя на монитор; он произносит это так, словно лично ему, Мишке, всё это тоже малоинтересно, и будут они трахаться или нет, зависит не от него, а исключительно от Мишкиного хотения.
— А ты? — встречным вопросом отзывается Мишка, не отрывая взгляд от монитора. — Ты сам... хочешь?
— Если хочешь, то... скоро мать с работы придёт — давай по-быстрому, — говорит Мишка, и в голосе его, помимо воли, слышится явное нетерпение... собственно, начало положено — желание проговорено, обозначено словами, и дальше уже можно не церемониться, тем более что времени действительно в обрез: обхватив Мишку за шею, Мишка тянет Мишку на себя, пытаясь впиться губами в губы.. — Иди, бля, сюда...
Член у Мишки — несостоявшегося полководца — стремительно затвердевает, отчего брюки тут же приподнимаются — бугрится колом.
— Пусти! Пусти меня! — Мишка, упираясь руками в Мишкину грудь, энергично вырывается... потому вырывается, что знает: Мишка теперь ни за что не отстанет, и значит — можно покочевряжиться; секунду-другую, сопя и пыхтя, они отчаянно борются: Мишка, обнимая Мишку за шею, тянет его на себя, в то время как Мишка, чья армия так бесславно погибла, делает вид, что он не соглашается — из всех сил он сопротивляется, при этом борьба эта их обоих лишь подстёгивает, ещё больше возбуждает... наконец, Мишке удаётся вывернуться, и он, с шумом отодвигая в сторону стул, стремительно отскакивает в сторону.
— А вот хуй тебе! На! Пососи сначала... будешь сосать? — Мишка, весело глядя на Мишку, через ткань брюк сжимает пальцами затвердевший, бугром выпирающий член; стул из-под Мишки другого точно так же с шумом отодвигается, отлетает в сторону — и Мишка, рывком бросаясь на Мишку, крепко обхватывает его руками, не давая тому увернуться от объятий.
— Сам... пососёшь... у меня, бля... у меня... сейчас ты у меня пососёшь... — возбуждённо шепчет Мишка, обдавая Мишкино лицо горячим дыханием.
Они, уже стоя, продолжают бороться: возбуждённо блестя глазами, Мишка со смехом вырывается, в то время как Мишка, пытаясь прижать, притиснуть одной рукой вырывающегося Мишку к себе, ладонью другой руки скользит по Мишкиному паху, ощущая сквозь ткань брюк возбуждающую твёрдость Мишкиного члена, и Мишка, чувствуя, как Мишка через брюки с силой сжимает в ладони его напряженный стояк, ещё энергичней крутит задом, отталкивая от себя сопящего Мишку.
— Ты чего... чего меня лапаешь? Ой, бля... не лезь! Отпусти мой хуй... отпусти, извращенец! — сгибаясь пополам — отставляя зад, Мишка рывком отводит бугрящийся пах от руки друга.
— Чего ты... чего ломаешься? Целка, что ли? Давай... вдую тебе разок... — шепчет Мишка, никак не реагируя на слово «извращенец»; дёргая Мишку на себя, Мишка вновь сладострастно, нетерпеливо вжимает ладонь в Мишкин пах.
— Насилуют! — запрокидывая голову, кричит Мишка... впрочем, «кричит» он приглушенно, негромко, почти что шепотом — не кричит, а делает вид, что кричит. — Насилуют... помогите!
На какой-то миг, подчиняясь Мишке — податливо прижимаясь к нему всем телом, Мишка перестаёт вырываться, — запрокинув голову, Мишка заливисто смеется, между тем как Мишка-друг, пользуясь этим моментом, тут же перемещает ладонь на Мишкин зад... попка у Мишки круглая, упругая, сочная... упругая — и вместе с тем податливо мягкая, приятная на ощупь, — круговыми движениями ладони скользя по Мишкиным булочкам, Мишка невольно двигает бёдрами, судорожно вжимая свой колом бугрящийся пах в твёрдо выпирающий пах смеющегося Мишки... кто там утверждает — говорит-убеждает — что в ...надцать лет пацанам не хочется ебаться?
— Давай... — возбужденно шепчет Мишка, изнемогая от желания..
Мишка, не отвечая, обеими ладонями обхватывает выпукло-сочные ягодицы друга, и борьба сама собой переходит в свою противоположность, — с не меньшим наслаждением сжимая, стискивая ладонями булочки Мишки, всё так же ничего не говоря, Мишка с силой прижимает Мишку к себе... какое-то время они, жарко сопя, ничего не говоря друг другу, стоят посередине комнаты, — тиская друг другу судорожно сжимающиеся половинки-булочки, они сладострастно трутся через брюки один о другого возбуждёнными членами...
— Фу, бля... так запросто кончить можно — себя самого обделать... — шепчет Мишка, рывком отстраняясь от друга Мишки; брюки у обоих бугрятся, топорщатся колом... от нестерпимо сладостного, огнём полыхающего возбуждения к лицам обоих прилила кровь, и взгляды их, устремлённые друг на друга, кажутся шальными. — Давай... — горячо выдыхает Мишка, кончиком языка машинально облизывая пересохшие губы. — Я тебя... я тебя первый... — И, не дожидаясь, что ответит на это Мишка, он торопливо распускает ремень — начинает расстегивать брюки.
— Почему, бля, ты? В прошлый раз ты первым был, и опять, бля, ты... сегодня — я... я тебя первый долбаю, — возбуждённо отзывается Мишка; вслед за Мишкой сноровисто расстёгивая брюки, Мишка смеётся: — Не наглей....
— Ну, бля... какая разница! — возбуждённо смеётся Мишка в ответ. Он рывком приспускает с себя брюки, и его напряженный член, освобождённый от тесных трусов, упруго подпрыгивает вверх. Мишка — вместе с трусами — снимает брюки совсем, и тут же, не теряя времени, начинает расстёгивать рубашку; его залупившийся член возбуждённо торчит под углом вверх, бархатисто блестя влажной головкой.
Мишка, глядя на Мишку, делает то же самое... минута — и они, оба голые, с возбуждённо вздёрнутыми членами, стоят друг против друга, сгорая от нестерпимого желания, — желание это щекотливым зудом распирает обнаженные алые головки, ноет в яйцах, сладко покалывает в промежности... за окном еще больше сгущаются сумерки, и в комнате уже почти темно — комната освещается лишь монитором компьютера, но этого света вполне достаточно, чтобы всё видеть и без труда ориентироваться... хотя, чего там ориентироваться? Минуту-другую, прижавшись друг к другу — ладонями тиская друг у друга круглые сочные булочки, они сосутся в губы и, с наслаждением двигая бёдрами, друг о друга трутся залупившимися членами, — кайф... кайф такой, что кажется, будто свёрла вкручиваются — буравят — туго сжатые дырочки...
— Ложись, — шепчет Мишка, размыкая руки. Сердца у них бьются — клетки грудные вздымаются, и дышат они оба тяжело, с шумным сопением.
— А успеем? — Мишка, невольно сжимая, стискивая влажный член в ладони, садится на край тахты.
— Успеем, — лаконично отзывается Мишка; он поворачивается к Мишке задом и, низко наклонившись, выдвигает самый нижний ящик письменного стола, где у него спрятан тюбик с вазелином.
— Раньше нужно было начать, — говорит Мишка; он возбуждённо смотрит на распахнувшиеся, в стороны разъехавшиеся аккуратные белые ягодицы стоящего перед ним друга.
— А чего ж ты молчал? Сказал бы раньше, и начали б раньше... — парирует Мишка. — Сам ты — чего молчал? — Держа в руке тюбик с вазелином, он поворачивается к Мишке, и глаза у него блестят от возбуждения — от предвкушения. — Успеем, бля, не ссы.... успеем, если ты не будешь из себя целку корчить. Давай....
«Целку корчить» времени нет, и Мишка, ничего не отвечая, тут же послушно откидывается назад — валится на спину, одновременно разводя голенастые ноги, — поднимая вверх ступни сорок второго размера, Мишка молча прижимает колени к плечам... тело у Мишки гибкое, субтильное, — лёжа на спине, голый Мишка легко складывается пополам, отчего ягодицы его призывно раскрываются....
— Хочешь? — возбуждённо смеётся Мишка, указательным пальцем размазывая вазелин по головке своего напряженно торчащего члена.
— Давай, бля... — отзывается Мишка, невольно двигая задом — подавая распахнутый зад вверх, — пользуйся, бля... пока я добрый...
Головка члена, обильно смазанная вазелином, упирается в Мишкино очко, — Мишка, затаив дыхание, глядя Мишке в глаза, осторожно давит членом на туго стиснутую горячую дырочку, и — под напором члена — дырочка начинает податливо разжиматься... головка члена медленно углубляется — Мишка, коротко ойкнув, невольно дёргается, но головка уже т а м, она вскальзывает вся, и Мишка, чувствуя обволакивающий жар тесной Мишкиной дырочки, всё так же не дыша, чутко глядя в Мишкины глаза, медленно вводит член полностью — до самого основания...
За окном — вечереет, — весна... двигая бёдрами, Мишка трахает Мишку, — кайф... тайный, сладостный — пацанячий... Кончает Мишка быстро,- содрогнувшись всем телом от последней, венчающей кайф сладости, Мишка в блаженстве замирает, и Мишка, лежащий под сладко кончающим Мишкой, видит, как взгляд у Мишки неуловимо меняется — становится странно отсутствующим, словно отрешенным.... За неимением лишнего времени они тут же меняются местами: Мишка, наскоро обтерев носовым платком потемневший член, без лишних слов ложится на спину — так же, как Мишка, он прижимает колени разведённых ног к плечам, и Мишка, направив рукой лоснящуюся от вазелина головку члена Мишке в очко, начинает так же, как Мишка, медленно давить членом на мышцы сфинктера... кайф, — Мишка морщится от привычной боли, в то время как Мишка, ритмично двигая бёдрами, с наслаждением долбит членом туго обжимающую, жаром опаляющую дырочку Мишкиного зада...
Они успевают, — едва, трахнув друг друга, они начинают натягивать одежду, как в ту же минуту в прихожей раздаётся мелодичный звонок.
— Мать? — Мишка, на мгновение застыв, смотрит на Мишку вопросительно.
— Да... наверно, — Мишка, одной рукой застёгивая брюки, другой торопливо убирает в ящик стола вазелин. — Форточку, бля... форточку открой! — он кивает Мишке на окно.
Заправляя в брюки рубашку, Мишка бросается к форточке, и в комнату тут же врывается весенний ветер. За окном уже по-настоящему темно — в доме напротив густо светятся желтые квадраты окон. Мишка, плотно прикрывая за собой дверь, выходит в прихожую — идёт открывать матери дверь... успели! Успели — тютелька в тютельку...
Мишки — друзья-одноклассники. Самые обычные пацаны. Не в смысле ориентации, а вообще — обычные. Обыкновенные. Ходят в школу; иногда — уроки прогуливают. Курят. Тусуются во дворе. Иногда — пьют пиво. Увлекаются компьютерными играми. Зажигают — в своей возрастной категории — на школьных дискотеках. Матерятся. Любят всякие приколы... Словом, все у них — как у всех. А то, что они трахаются — время от времени долбятся, натягивают друг друга в зад, так это ещё ни о чём не говорит. Может, станут они «голубыми», может — нет... это в будущем будет видно, какая у них будет ориентация. А пока... пока они — пацаны. Просто пацаны — без всякой «ориентации»: ходят в школу, тусуются во дворе... какая «ориентация» может быть у пацанов?
— Здрасте, теть Света, — Мишка на миг показывается в дверях, чтобы, во-первых, обозначить своё присутствие, а во-вторых, как это подобает воспитанному человеку, поздороваться с Мишкиной матерью.
— Здравствуй, Миша, — приветливо говорит Мишкина мать, переобуваясь в тапочки, и Мишка, улыбнувшись в ответ, вновь исчезает за дверью — в Мишкиной комнате.
---------------------------
Pavel Beloglinsky: МИШКИ. — Final edition, 2008-04-24
beloglinskyp@mail.ru
1
0
Просмотров: 147